Продолжение:?

Здравствуйте, читатели.

Как дила? Што делаити?

Я, наверное, немного удивлю вас. Ведь последние полгода здесь, не считая двух записей, я публиковал лишь фанфики. Но, думаю, стоит предупредить.
Итак, в виду начала нового семестра и никуда не исчезнувшей надобности работать, чуть более чем полностью сжирающих свободное время, всякая творческая деятельность у меня приостанавливается. До каких пор – неизвестно. Но студенты как и я занятые кроме учебы еще и заработками могут сделать соответствующие выводы.

Те из вас, кто пишет мне на мейл, учтите, по этой же причине отвечать буду еще реже; и полноценной переписки у нас с вами, милые девушки, не выйдет. Но, надеюсь, вас это не сильно напугает, и окончательно кану в забвение в ваших умах я не сразу же после прочтения этого поста.

До встречи. Надеюсь – скорой)

---

Великая иллюзия

III

- Какой я тебе, к черту, На-Лао, недоумок? Ты, должно быть, еще не отошел от вчерашнего вечерка…- Он явно намекал на потасовку в деревенской закусочной и побои Учихи. – Садись. Мое имя – Кан.
Саске посмотрел на него с плохо скрываемой растерянностью. Все его планы начали рушиться с поразительной скоростью после того, как странник назвал свое имя.
- В чем дело? Раз я не На-Лао, со мной уж нельзя и чайку выпить? – Он словно и вправду был обижен. – Садись, не жеманься… Да не здесь! Там. Ты будешь заслонять костер от ветра…
Опускаясь на указанное место, Саске хотел было реабилитироваться в глазах хамоватого незнакомца, заметив, что ветра в лесу быть не может, но, расположившись поудобнее, тотчас почувствовал холодные потоки воздуха, бьющие в спину. Он поднял глаза на странника. Тот улыбался.
- Кто ты?.. – Пробормотал Учиха, глядя на эту улыбку как завороженный.
- Я, кажется, представился, но, должно быть, ты уже успел позабыть мое имя, так как про себя до сих пор зовешь «странником».
Саске вздрогнул. Он, что, читал его мысли?
- Итак, – произнес странник, он же Кан. – Зачем ты искал меня?
Комичным представлялось посвящение человека, угадывающего мысли, в свои планы, но, впрочем, весь их разговор с самого начала походил на некую пародию, пресекающую развитие беседы по стандартной линии. С недоверием оглядывая освещенную пляшущими языками огня фигуру незнакомца, Учиха заговорил.
- Ты, конечно, узнал меня, раз сразу задаешь такие прямолинейные вопросы. Прошлой ночью я чуть не погиб, оказавшись не в то время не в том месте. А утром очнулся у тебя. Я не сразу понял… - на этом месте Кан вставил «естественно», – но ведь это ты спас меня и залечил мои раны? Сегодня днем я мог с уверенностью сказать это. Мне рассказали о тебе, о твоей необычной технике, а чуть раньше, увидев деревню издали, с возвышенности на Востоке, я заметил нечто важное. След, оставленный твоим дзюцу, напомнил мне о легенде, посвященной Иллюзии Воды. Именно поэтому я счел, что ты и есть На-Лао. Он был…
Кан резко перебил его.
- Я знаю, кто такой На-Лао.
Оборванный на полуслове, Саске с непониманием и толикой раздражения глянул в его глаза.
- Что ж тебя так перекосило, когда я назвал его имя?
- Вполне логичная реакция для человека двадцати восьми лет от роду, которого путают с тысячелетней легендой.
- Значит, это и вправду всего лишь легенда…
- Да. На-Лао не существует.
Саске некоторое время молчал, а затем, оглядев с недоверием своего загадочного собеседника, заметил:
- Но ведь ты владеешь техникой, приписанной ему.
- Это уже другой разговор… - он лениво пожал плечами.
И снова лесная поляна погрузилась в тишину.
Саске молчал, гадая, с какой стороны лучше подступиться к этому человеку. Молчал и тот, должно быть, отдавая Учихе его законное право помучиться сомнениями.
Однако первым встревожил ночную тишь именно он.
- Так что, Саске, ты для того и пришел ко мне? Хочешь освоить Иллюзию Воды?
Учиха резко вскинул голову.
- Откуда ты знаешь мое имя?
- Ты назвал его мне. Просто сам ты пока об это не знаешь…
Очередная расплывчатая фраза, путающая еще больше.
Отметя подальше от сознания кипу вопросов, что успели возникнуть в его голове с начала этого необычного разговора, Саске произнес то, ради чего искал своего случайного знакомого.
- Да. Я пришел просить об ученичестве.
Кан хмыкнул.
- Это интересное предложение. Мне надо подумать. – Он с очень деловитым видом принялся теребить подбородок, а затем, не прошло и минуты, выдал. – Я подумал. Ответ – нет.
Губы Саске досадливо дрогнули.
- Вот так просто? Ты даже не потрудился испытать меня...
Кан усмехнулся, с интересом поглядывая на его лицо, словно все то волнение, что так тщательно скрывал Учиха, для него было до смешного явным.
- Даже не знаю… - Прищурив глаз, произнес он. - С одной стороны, ты уже имеешь представление о гендзюцу, будучи отпрыском клана Учиха, но с другой… ты даже не понял, что попал в мою иллюзию.

* * *

Саске и не заметил, как все в округе укуталось в сладкую пелену сновидения. Крики птиц, шум ветра и треск сучьев, полыхающих в огне – все это неожиданно удалилось от его ушей и теперь напоминало звуки музыки, доносящиеся из-под перины. Нечеткость и какая-то пугающая угловатость овладели лесом, а затем мир стал раскалываться на кусочки. По поляне, словно ужи, побежали в разные стороны трещинки, таящие под собой чернильную пустоту; деревья и земля под ними исчезали, тонули в этом маслянистом хаосе. В то же время Саске услышал голос Кана – но не того, который сидел напротив, даже не обращая внимания на разрушение мироздания – голос звучал откуда-то извне. И кроме него Саске слышал тот исчезнувший, казалось, шепот природы.
Голоса утренних птиц, шелест ветра над высокими кронами деревьев…
Но теперь - они были настоящие.

* * *

- Ну что, выспался? – Поинтересовался у него знакомый голос.
Саске повернул голову на бок. Прохладной волной по телу тотчас пробежала тяжесть усталости.
- Нет. – Честно ответил он.
- Так тебе и надо.- Изрек Кан, подходя ближе.
Он присел над безвольно раскинувшимся на траве Учихой и с видом опытного врача принялся осматривать его физиономию.
- Так и надо?! – Саске, кривясь от неизвестного происхождения боли, посетившей его шею, резко вскочил на ноги, попутно отталкивая несостоявшегося своего учителя в сторону. – Это все, что ты хочешь сказать? Ты подверг меня иллюзии!.. – Без сомнения, он собирался произнести что-то еще, но в этот момент боль, многократно усилившаяся от его эмоциональных телодвижений, запульсировала где-то в области поясницы и, подкошенный ею, Учиха повалился обратно на траву, мокрую от росы.
- Гипнозу. – Поправили его сверху, и Кан снова присел рядышком. – Что ж, расскажи-ка, на что рассчитывал ты, отправляясь в погоню за мной? И неужели ты всерьез думал, что я не замечу человека, прущего напролом через чащу и оглашающего эту чащу музыкальным сопровождением в виде своих бесконечных спотыканий?
Саске грозно свел к переносице брови.
- Да, что ты мне рожи корчишь? Ты спотыкался. Сам ты, разумеется, помнишь другое. Костер, наш разговор, верно?
- Это была твоя иллюзия… - Прошептал Учиха.
- Да, - с фальшивым сочувствием подтвердил тот. – И сколько я ни давал тебе подсказок, ты ее так и не разгадал.
Саске хмуро молчал. Ветер в чаще леса был единственной подсказкой, которую заметил он. Однако то было неважно, потому что даже эту зацепку Саске не сумел использовать.
- Когда же я попался?.. – Серым голосом произнес он.
- Как только – так сразу. – Уклончиво ответил Кан.
- Невероятно… Ты знал мое имя, ты даже читал мои мысли.
- Что за глупость! Никто в этом мире не способен прочесть мысли другого человека, это уж точно сказки. Но будучи заключен в мою иллюзию, ты мыслил так, как хотел того я. Тебе лишь казалось, что твои думы – твои собственные, на деле же весь наш разговор был ничем иным, как запрограммированным ранее обменом реплик. Прежде чем погрузить в иллюзию, я подверг тебя гипнозу. Ты рассказал мне все: и про свое отступничество, и про Учиху Мадару, и про Девятихвостого демона, и про Узумаки Наруто. Этого, знаешь ли, уже достаточно, чтобы понять, для чего ты меня преследовал.
Саске задумчиво поглядел на сочную траву под своими ладонями.
- И после этого ты решил меня проверить?
- Да. – Вновь согласился Кан. – И ты не прошел.
Молочно-белые пальцы плотно сомкнулись, сжимая в кулаке изумрудную густую гриву поляны.
- Полагаю, второй шанс давать мне ты не намерен?
- Не намерен.- Кан поднялся, для чего-то отряхивая от несуществующей пыли темно-коричневые брюки. – Зачем второй шанс, который ты, как и первый, упустишь? Лучше уж сразу тренировки.
Саске вскочил следом – с таким энтузиазмом, что боль, ранее мучающая лишь некоторые части его тела, величественно охватила все бытие Учихи и гулко застучала где-то в висках.
- Постой! – Крикнул он, хотя Кан находился от него всего лишь в нескольких метрах, и спросил полушепотом, когда тот обернулся. – Почему?..
Его одарили скептическим взглядом, словно уже сомневаясь, стоило ли брать такого неуравновешенного человека в ученики. Однако вслед за этим последовало вполне доброжелательное:
- Мне понравились твои мотивы. – И - через несколько мгновений. - Особенно тот, которого зовут Наруто…

Дрогнули, закрываясь, веки; чуть покачиваясь, тело, обезволенное и мягкое словно тряпичная кукла, упало в руки Саске.
- Черт! – Досадуя, выругался он. Разжал пальцы, отпуская запачканную синтетическую ткань черно-оранжевого костюма. Он и не подумал бы ловить этого неуклюжего недоумка!
Никем не удерживаемый, Наруто повалился на раздробленную недавней битвой землю.
– Мадара! – Закричал, спешно оглядываясь по сторонам, Саске. - Твоя работа?!
Пытаясь повернуться назад, он чуть не упал: до боли сжимая зубы, схватился рукой за чернеющую брюшной кровью рваную рубаху и, не прошло и секунды, тоже повалился наземь, подкошенный болью, что раскручивала ядовитые лопасти внутри живота. Перед глазами заплясали разноцветные блики, а затем наступила темнота - только краем уха Саске успел услышать голос Мадары.
«Все-таки это был ты…» - мелькнуло в голове, а затем мир перестал существовать для него полностью.
Все то время, пока он находился без сознания, ему снились нелепые кошмары. Боль, обращенная воображением в какого-то монстра, бесконечно скрывающегося в полумраке, преследовала его, пока он искал Учиху Мадару, обещая отплатить ему сполна за вмешательство в бой. Но Мадара никак не хотел находиться, и Саске безрезультатно плутал по коридорам, вытягивающимся и сужающимся без всякой веской на то причины, и старался не оказаться случайно в их затененных углах, потому что (хотя Учиха затруднялся сказать, откуда у него имелись подобные сведения) Боль, что неотступно следовала за ним, обитала исключительно в сумраке, а на свет имела жутчайшую аллергию. Полностью поглощенный поисками, Саске бродил, как казалось ему, бессчетное множество часов по этому лабиринту. Ноги отчего-то увязали в твердом каменном полу – сперва лишь по щиколотку, потом по голень, затем - по колено. Саске все равно шел вперед, и только тогда, когда жижа вокруг стала вязкой как кисель, полностью сковав движения, додумался остановиться. И в этот же момент, внезапно – как всегда и бывает во снах – понял, что стоит в крови, а дна под ним нет. А стоило только подумать о том, что без дна невозможно удержаться на ногах, сразу же начал тонуть, захлебываясь этой кровью, которая на вкус почему-то была похожа на паршиво приготовленный зеленый чай, а по консистенции напоминала овсяную кашу.
Но это точно была кровь. Он знал. Пока не проснулся…
Ветер, овевающий его лицо, был прохладен и порывист, из чего Саске сделал вывод, что находится он на открытой возвышенности, а не в логове, как подумалось ему сперва. Под спиною и поясницей чувствовались грубые комья земли, едва прикрытые редкой травою. Лежать было неудобно: в просвечивающее сквозь прорехи рубашки белое тело впивались острыми краешками мелкие камни; но почему-то под затылком не чувствовалось холодной почвы. Немногим позже, окончательно придя в себя, Саске понял, что его голова покоится у кого-то на коленях, и этот кто-то сейчас убирает со лба его волосы.
Движения были мягкие и осторожные; легко, стараясь не потревожить чужой покой, касались лица Саске эти заботливые руки. Неожиданно, словно принося Учихе в дар несколько минут тепла, утихли ветряные порывы - или просто стали незаметны убаюканному лаской отступнику. Обремененный тяжестью, что пришла к нему вместе с болью из недавних ран, Саске сдался, опускаясь в объятья апатии. Снова пелена подступающего сновидения зарябила пред его глазами. А через дремоту, глухой, словно доносящийся из-под одеяла, послышался печальный голос Наруто.
- Дурак… ну очнись.
И Саске вмиг открыл глаза.
Действительно - Наруто Узумаки.
Ладонь, ныне опознанная как нечто, принадлежащее ему, вмиг перестала вызывать столько сладких ощущений. Сонливость как рукой сняло. И спокойствия словно не бывало…
- Ты!.. – Саске резко напрягся, пытаясь встать. Рана тут же напомнила о себе и, сдавленно захрипев, он только оттолкнул от себя Узумаки. Повалившись на бок, тот, не медля, сразу поднялся на ноги и, подбежав к скорчившемуся от боли другу, обхватил его за талию, словно этим мог как-то ослабить муки последнего.
Их сражение, в котором явное преимущество с первого же удара обозначилось за Наруто, не было завершено. Но, похоже, Узумаки, что пылал холодной решимостью в этом бою, не собирался атаковать Саске – во всяком случае, сейчас. Они сидели меж толстых, выглядывающих из земли темно-коричневых корней старого дуба, и Наруто без умолку втолковывал что-то старому другу, еще крепче, казалось, обнимая его, словно тот мог сбежать, будучи тяжело раненным.
Почему он был здесь, с ним, почему не ушел – то ускользало от понимания Учихи. Его чакра была запечатана, что, даже будучи лишенным способности использования шарингана, мог почувствовать Саске. Но запечатанная сила не помеха к побегу. Как и легкие ранения Узумаки, что, в крайнем случае, ограничивали скорость его передвижения.
Учиха искоса поглядел на юношу. Заметив это, тот запнулся на полуслове и смущенно улыбнулся.
- Саске, - произнес он вслед за этим. – Ты… как?- И в голове Учихи возникло стойкое подозрение, что изначально ему хотели задать совершенно иной вопрос.
Он внимательно поглядел на этого коноховского дурачка, словно на его бандане вместо символа деревни непременно имелось объяснение глупости Наруто.
- Убери руки…
Узумаки, конечно, планировал другой диалог. Руки остались там, где находились до этого - только лицо юноши окрасило искреннее недоумение.
- Ну же. – Поторопил Саске.
В ответ послышалось тихое «хорошо», и Наруто отпустил его из своих объятий, вслед за чем даже отодвинулся на парочку жалких сантиметров от друга. И стал смотреть на него еще внимательнее.
Все в нем будило раздражение и злобу. И эти открытые взгляды, и эта собачья привязанность вместе с попытками то обнять Саске, то взять его за руку. Даже его голос. И особенно его самонадеянность в стремлении вернуть старого друга…
Тогда еще Саске не знал, что это была вера.
- Какого черта ты не ушел?- глухо, с невысвобожденной злостью.
Наруто некоторое время молчал, сосредоточенно вглядываясь в траву под ногами, а когда открыл рот, чтобы, наверняка, озвучить очередную белиберду, голос, в котором Саске узнал Учиху Мадару, произнес:
- Потому что любит заниматься самопожертвованием.
Парни синхронно повернули головы. Мадара стоял, облокотившись о толстый ствол дерева, меж корней которого устроились они.
- Очень любит. – Повторил бывший лидер клана Учих, лениво направляясь в сторону Наруто.
Он пренебрежительно потрепал его по голове, с ядовитой сладостью в голосе прошептав «послушный», и двинулся прямиком к Саске, на ходу извлекая из рукава плаща маленький пузырек, наполовину заполненный жидкостью дикого оранжевого цвета.
- Выпей. – Пузырек был протянут Учихе.
- Что еще…- Он не успел договорить.
Голос Мадары не терпел возражений.
- Выпей, или яд, что я ввел тебе, пока ты находился в беспамятстве, убьет тебя через сорок минут.

Это был самый оригинальный способ пленения джинчурики.


- В основе Иллюзии Воды лежит искусное управление жидкостями в организме человека. Как ты не знаешь, восемьдесят процентов от всей массы существа, относящегося к виду Человек Разумный (или, иногда, просто Человек), занимает вода. Даже в костях ее содержание достигает около двадцати процентов… Однако любой, имеющий смелость звать себя иллюзионистом водной стихии, должен уметь чувствовать воду даже в металле или камне, где ее содержание значительно меньше. Сама техника иллюзии проста – отток и приток жидкостей в определенный участок человеческого тела, что способствует возникновению галлюцинаций. Это не только головной и спинной мозг: нейроны разбросаны по всему организму, так как без них невозможна иннервация – связь органов или мышц с центральной нервной системой. Если тебе хотя бы поверхностно знакома человеческая физиология, ты можешь поспорить со мной, заявив, что иннервация осуществляется с помощью нервных импульсов, которые не имеют с водой ничего общего. Однако, это ошибочное предположение (и спорить со мной, кстати, тоже опасно). Любая биохимическая реакция в организме протекает в воде и с участием воды. А нервный импульс, в сущности, есть результат определенных химических реакций в синапсах*. В этом и состоит преимущество Иллюзии Воды над Иллюзией Огня, более известной как Цукиеми. Используя Иллюзию Огня, ты ограничен центральной нервной системой. Ты воздействуешь на импульсы, посылаемые мозгом, контролируешь сознание… но если хоть на секунду остановить ток крови, обеспечивающий нормальную работу нейронов, система собьется, в Цукиеми появится брешь. А если изменить работу нервных клеток, повлияв на биохимическую реакцию в синапсах, возможно создать новый импульс, способный превратить иллюзию противника в твою собственную.

* * *

К ногам Саске упала миска, мягко ударившись о густую траву. Алюминиевая, замусоленная.
Оглядев сей предмет посуды, Учиха непонимающе взглянул на Кана. Вместо ответа тот протянул ему в руки открытую флягу с водой.
- Давай. – Последовало вслед за этим повелевающее.
- Что «давать»?
- Воду перелей в миску.
- Ты же еще не научил меня даже просто чувствовать воду! – Возмутился Учиха.
Кан устало закатил глаза и, кажется, пробормотал «недоумок».
- Да просто перелей! Без всяких техник.
Саске молча выполнил указание, про себя решив припомнить «недоумка» учителю позднее.
Со звоном ударяясь об алюминиевое дно, водица тонкой струйкой начала заполнять миску. Когда жидкости во фляге осталось чуть меньше половины, а емкость, в свою очередь, оказалась наполовину заполнена, Кан возвестил: «Достаточно».
Саске скептически поглядел на фрагмент своей физиономии, отражающийся в воде.
- И вот этого мне хватит?..
- Больше ты просто не поднимешь. – Отрезал Кан.
Учиха снова уставился в воду – на этот раз с каплей удивления во взгляде.
- Так что же, мне надо всего лишь поднять ее?
- Да.
- Это же основа медицинского дзюцу - очищение крови при помощи специфической жидкости**.
Кан презрительно фыркнул.
- Это техника Воды – основа твоего дурацкого медицинского дзюцу. Не забывай, она появилась много раньше. И к тому же при очищении крови шиноби-медик объединяет молекулы воды со своей чакрой, что в значительной мере определяет продолжительность и силу техники. Используя этот метод, готовься к тому, что чакра твоя закончится быстрее, чем ты нанесешь противнику первый удар.
- Дзюцу Воды не лишает шиноби чакры?
Кан продолжил пантомиму, на этот раз измученно закатив глаза.
- Конечно, лишает. Любая техника лишает, даже сендзюцу, потому что, чтобы установить контакт с природной энергией, ты должен отдать ей каплю своей. Но и при сендзюцу, и при технике Воды эти затраты минимальны.
Обделив вниманием кривляния учителя, Саске сел на траву и с воодушевлением взял в руки заполненную жидкостью посуду.
- Хорошо. Какие печати?
- Печати не нужны.
- Не нужны?
Кан опустился напротив него. Подобрал с земли полупустую флягу.
- Не нужны. При использовании печатей впустую расходуется одна десятая доля высвобождаемой чакры. Согласись, немалая потеря, если вспомнить, сколько раз за время сражения ты складывал руки в эти ненужные, в общем-то, знаки.
Саске недоверчиво покосился на него.
- Чушь какая-то… Зачем люди, в таком случае, вообще перешли к печатям?
Кан вновь поспешил выразить свое недовольство невербально.
- Потому что это легче, понимаешь? Люди всегда ищут легкие пути.
С этим заявлением трудно было не согласиться, и – что важнее – пустые разговоры сейчас были совершенно некстати. Незаметно и стремительно ускользало из рук Саске драгоценное время. Его была ровно неделя, если верить словам Мадары о невозможности извлечения зверя сразу же после критического момента – потери контроля над Хвостатым его носителем, джинчурики. И хотя контроль в тот раз Наруто потерял лишь благодаря иллюзии своего противника, факт был фактом: ровно на неделю отодвигался последний этап в плане Учихи Мадары. Но и эта неделя бежала так же быстро как вода в ледяном ручье, где около четверти часа назад Кан наполнил для Саске флягу.
- Прежде всего, почувствуй воду… Высвободи чакру в окружающую среду и обеспечь ее направленность на водную стихию. Этот шаг для тебя будет непрост, потому что от рождения в тебе течет чакра Огня, а значит, и почувствуешь ты по умолчанию не воду, а огонь. Дам тебе небольшую подсказку: температуру окружающего мира ты также сможешь чувствовать благодаря природе своей внутренней энергии, и температура этой воды будет самой низкой. Чтобы «увидеть» ее, настройся не на то, что излучает тепло, а на то, что поглощает его.
Говоря так, Кан протянул Саске руку и, когда тот, некоторое время поколебавшись, дотронулся до его ладони, схватил ученика за кисть. Через мгновенье их сплетенные пальцы отразились в зеркале воды, заполняющей некрасивую посуду.
- Когда будешь уверен в том, что твой контакт со стихией максимально крепок, попробуй утянуть воду за собой, приподняв руку. В будущем ты должен будешь научиться управлять стихией без всяких лишних размахиваний руками (или чем ты там обычно машешь)… но пока усваиваешь азы, лучше идти по пути наименьшего сопротивления. Ведь кроме трудностей в процессе преобразования теории в практику, на этом этапе любой шиноби сталкивается с еще одной проблемой – он… чувствует воду. Как самого себя. Необычное ощущение, скажу тебе. Поначалу кажется, что сходишь с ума: кроме собственного тела что-то еще, живое, но существующее где-то вне организма, принадлежит тебе. При использовании стандартных дзюцу, созданных по образу и подобию техник управления четырьмя стихиями, человек не подвержен этому губительному воздействию.
Саске озадаченно нахмурил брови.
- Стихии - разве их не пять? Только не пытайся доказать мне обратное.
- Если не хочешь, чтобы я доказывал тебе обратное, нечего подталкивать меня к этому своими вопросами. – Недовольно перебил его Кан. – А на земле существуют только четыре стихии, сколько бы ты не верил в иное. Молния, вопреки всеобщему убеждению, не пятый элемент, а лишь производная воды и воздуха.
Причиной происхождения молнии как физического явления служила так называемая разница потенциалов, возникающая между отдельными участками грозовых облаков. Облака же, в свою очередь, являлись продуктом конденсации водяного пара, пребывающего в воздухе. Если забыть неприкосновенные постулаты Академии шиноби, Кан был прав.
Саске молчал. Стереотипы, усвоенные им как истина, рушились так быстро, что не доставало времени на переосмысление изобличенной лжи. День назад он считал Цукиеми вершиной искусства гендзюцу, неделю назад – верил, что его сердце не тронет боль, причиненная старому ненужному другу. А нынче сидел на тихой, огражденной лесной изгородью поляне и внимал каждому слову человека, которого знал чуть больше суток, и бескорыстная помощь которого в другое время вызвала бы в нем массу подозрений.
Впрочем, не обошлось без них и теперь. Саске отдавал себе отчет в том, что этот странный путешественник – не тот, кому следует безоговорочно верить. Причина, которой аргументировал он свое согласие на просьбу Учихи, казалась натянутой и недостаточно обоснованной. Его имя (если, конечно, оно действительно было его именем), единственное, что Саске узнал за все время их знакомства, звучало коряво на языке Пяти Великих стран***, что порождало определенные мысли касательно происхождения странника. Весь он был овеян этой пугающей неизвестностью. Но так уж сложилось: именно сейчас Саске находился в положении, о котором мечтали многие – у него не было выбора.
- Смотри.- Голос Кана вырвал его из размышлений. – Показываю один раз.
Он поднес руку к горлышку фляги и слегка напряг ладонь. Внутри металлического сплюснутого цилиндра послышался тихий всплеск, и секундой позже из него начала подниматься ледяная родниковая вода. Она послушно двинулась за кистью мастера, когда он, отложив флягу, поднялся с земли; вытянулась, из бесформенной массы превращаясь в длинную тонкую ленту, когда он развел в стороны руки; образовала идеальной геометрической формы сферу, когда он слегка сжал пальцы, изображая полукруг. А затем, когда Кан опустил руки, она разделилась на множество крохотных, еле приметных капелек, и опустилась на землю, одаряя Саске своей свежестью и бодрящей прохладой. Едва водяная пыль осела, он хотел было приступить к тренировкам, но оказалось, представление еще не закончено: послушная мастеру, вода вновь поднялась в воздух, нависнув над поляной прозрачным, блестящим в солнечных лучах куполом. Теперь жидкости было много больше, чем тогда, когда Кан освободил ее из плена металлических стенок походной фляги, и Саске интуитивно посмотрел вниз – туда, откуда она пришла. Земля, до этого щедро укутанная густой зеленью, ныне просвечивала сквозь тусклые ломкие травинки.
Он вопросительно поглядел на Кана.
- Да, это еще одна особенность техники, позволяющая отличить истинное дзюцу Воды от многочисленных его имитаторов. – Предугадал вопрос тот. – Призыв Воды****, техника, на реализацию которой шиноби тратят уйму чакры – прежде это было именно извлечением жидкости из предметов и объектов окружающего мира, ее содержащих. И для этого не требуется никаких дополнительных знаний. Лишь навык – умение, доведенное до совершенства. Все что нужно, я тебе уже дал.
- Понятно. – Задумчиво согласился Саске, глядя сквозь сияющий купол на укрытое белыми перьями облаков небо. Края полусферы были очерчены идеально – никаких рваных линий. Кан извлек воду из травы и почвы – оттуда, где ее содержание составляло, быть может, чуть больше половины. В человеке воды, как говорил он же, было восемьдесят процентов…
Рядом зашуршала трава. Развернувшись, мастер древней иллюзии неторопливо уходил по тропе, что привела их на эту поляну.
- Погоди, - окликнул учителя Саске, и, когда тот остановился, спросил, осторожно подбирая слова.- Ты, кажется, упоминал, что при использовании техники Воды жидкость можно извлечь отовсюду, где она есть.
Повернувшись к нему лицом, Кан, недолго помолчав, ответил:
- Тебе не кажется. Так оно и есть.
- Но живые существа не подходят под эту категорию… - Начал было Учиха.
Его резко перебили.
- С чего бы? Очень даже подходят.
Саске нахмурился.
- Одно дело – земля, и совсем другое – живой человек. – Не слишком веря в собственные слова, заметил он.
Кан деловито кивнул.
- Действительно, земля не разумна и не мнит себя неуязвимой. – Он вновь повернулся к Саске спиной и двинулся в сторону высоких лесных осин, напоследок отрезав. – Обезвожить можно все, где есть вода; неважно, дышит оно или нет.
_______________________________________________________________________________________________

Читателю на заметку:
*Синапс – место контакта двух нейронов.
**Саске говорит о конкретном дзюцу, при котором шиноби-медик погружает воду в тело больного и с ее помощью очищает организм от каких-либо токсичных веществ. Подобную технику использовала Сакура, извлекая яд из тела Канкуро.
***За язык Пяти Стран мною, разумеется, взят японский.
****Призыв воды - техника, известная читателям манги благодаря Кисаме (гл. 472, «Битва в подводной тюрьме»).

To be continued …

 

@темы: заморожен, ОП, юмор, фанфики, Naruto, Саске, Великая иллюзия, приключения, PG-13

---

Великая иллюзия

II

Бездонные синие глаза смотрели из-под светлой челки, с наивным счастьем следя за каждым движением Саске. Губы, разрисованные сине-фиолетовыми узорами синяков, едва заметно улыбались. Это раздражало неописуемо.
- Разве логично улыбаться человеку, который скоро умрет?- Коротать час ожидания Мадары в суровом молчании все равно скучно и глупо.
Пленник улыбнулся еще шире, радуясь, должно быть, что с ним заговорили, но ничего не ответил.
- Мне кажется, ты просто ненормален. – Саске наградил сидящего напротив него парня заслуженным сей характеристикой взглядом. – Что? Ты даже не собираешься сказать ничего, способного кардинально изменить мое мировоззрение, как в предыдущую нашу встречу? Скажи. Мне чертовски скучно.
Тот чуть опустил голову.
- Это правда. Иначе ты не произнес бы и слова… - Он помолчал, изучая прислоненную к каменной стене логова катану своего сторожа и его бледную руку, лежащую рядом на земляном полу. – Но мне тоже нечего сказать. Слова для тебя все равно – ничто.
Саске усмехнулся.
- Это верный вывод. Жаль, запоздалый…
- Я просто буду верить, что, когда придет время, ты поступишь правильно. – Перебил его пленник.
- Похоже, я поторопился с комплиментами. – Учиха неторопливо поднялся с холодной влажной земли и направился к парню. – Такой как ты помрет, даже не понимая, какой бесполезной и глупой вышла его смерть.
- Наверное. Мне что-то такое говорил Извращенный Отшельник. – Спокойно ответил тот, прослеживая глазами тихие шаги Саске.
Присев перед ним, Учиха начал прощупывать на прочность узлы, стягивающие руки юноши за спиной. Пленник некоторое время, неловко повернув голову, только смотрел на него, а затем, расслабившись, придвинулся чуть ближе и, в тот момент, когда Саске затянул крепко-накрепко последний узел, прижался щекой к щеке Учихи. И потерся, как котенок.
Недолго думая, Саске ударил его в грудь, отправляя в непродолжительный полет к противоположной стене.
За спиной послышался грудной мелодичный смех.
Мадара.
Саске обернулся и посмотрел на вальяжно облокотившуюся о дверной косяк темную фигуру. Тускло горел факел на одной из стен комнаты, скупо освещая сокрытое маской лицо великого воина клана Учиха.
- Ты заставляешь ждать. – Раздраженно бросил, поднимаясь, Саске. – Я не обязывал себя становиться объектом эмоциональных всплесков этого джинчурики.
Мадара вышел из одеяла полумрака, принося с собой в комнату резкий запах крови и еле слышный свист скользящего по бесчисленным коридорам логова сквозняка. Будучи увлечен созерцанием Наруто, без тени испуга на лице поднявшегося ему на встречу, он не оставил без внимания и слова Учихи.
- Не волнуйся, в скором времени я избавлю тебя от этой необходимости.

Удар.
Сновидение вздрагивает, растворяется. Слова Мадары угасают как фитиль свечи, накрытый стеклянным колпачком.
Снова удар. Щеку жжет. Вспоминается теплое прикосновение Наруто. С чего бы? То ласка, теперь боль. Не зажившие до конца царапины и ушибы на скуле и щеке откликаются на еще один, превзошедший по силе предыдущий, удар.
И Саске поднимает веки.
Глаза. Синие, как у приснившегося ему юноши. Но не глубокие как море. И не добрые, и не родные. Застекленевшие от показного безразличия, но таящие где-то - быть может, в темнеющей к зрачку радужке - жизнь глаза. Казалось, они пронизывали каждую клеточку его тела.

* * *

Комната, в которой Саске очнулся, была совсем крошечной и убогой. Из предметов мебели – лишь кровать, заправленная пожелтевшим от времени бельем, да высокий дубовый комод с парочкой стульев. На стене с проступившими в некоторых местах темными пятнами таинственного происхождения – зеркало в качестве единственного предмета декора. Большое, старинное, в серебряной тяжелой раме, почерневшей от времени. (Позже выяснилось, что оно закрывало собой самое живописное пятно).
С улицы в комнатушку не проникал гул, хотя одна из форточек была открыта настежь. Тишь и смутно-пугающее спокойствие. Громадное раскидистое дерево за окном, подбирающееся ветвями-лапами к карнизу, закрывало единственный путь солнечных лучей в жилое помещение, от чего создавалось впечатление, будто каждый день за окном пасмурно.
Впрочем, сегодня так оно и было.
- Извини, ты так сладко спал, что я просто не мог тебя не разбудить. – Кряхтя над заевшим выдвижным ящиком комода, сообщил незнакомец, от ударов которого очнулся Саске немногим раньше. Выудив из бездны старого тряпья одно относительно новое и, возможно, чистое, он бросил его в лицо Учихи, посоветовав тому смыть с физиономии «всякую фигню».
Саске растерянно посмотрел на полотенце, затем – недоверчиво – на незнакомца.
- Кто ты такой?
- М-м-м, стандартные реплики. – Обращаясь толи к своему гостю, толи к потолку, отозвался тот. – Не люблю их. «Кто вы такие?», «Как я сюда попал?», «Плесните чего-нибудь опохмелиться, ради Бога!»… Скучно. – Он перевел взгляд на Учиху. – Сделай одолжение, освободи койку.
Саске на мгновение впал в ступор от такого резкого перехода темы, но, чувствуя зыбкую растерянность от скатывающейся к грубости прямоты незнакомца, попытался исполнить просьбу. Тело откликнулось на неудачную попытку сесть застучавшей в затылке болью. Повалившись обратно в постель, Учиха судорожно обхватил руками голову, пытаясь сдержать стон. И не сдержал.
Незнакомец лениво отклеился от комода и подошел к кровати. Посмотрел на Саске и прокомментировал данное явление следующим образом:
- Ну конечно, не очень полезно, когда твою башку по очереди пинают ногами восемь человек.
Саске замер.
События прошедшего вечера медленно всплывали в памяти. Закусочная в крошечном селе. Девушка. Прохладные струи, омывающие его лицо. Грубая рука мужчины на плече. Драка.
Он впервые увидел этого человека, с безразличием взирающего сейчас на его мучения, именно там. Похоже, ему и обязан Саске тем, что еще дышит.
Сглатывая ком слюны, вместе с тошнотой подкатившийся к горлу, Учиха, шипя от боли, сел в постели, скинул на холодный пол ноги. И застыл, ошалелыми глазами уставившись на них.
Только белеющие уродливые рубцы на икрах напоминали о вчерашних ранах.
- Поднимайся. – Потребовал стоящий у изголовья кровати мужчина. – Уходим минут через пятнадцать.
- Уходим? – Саске отвлекся от созерцания собственных конечностей, более всего интересуясь тем, когда незнакомцу взбрело в голову прогнозировать его планы.
- Ну ты, конечно, можешь оставаться. Но учти, на этот день номер не оплачен.
Учиха окинул взглядом декорированные подтеками стены.
«Ах, это была гостиница…»

* * *

Под подошвами хлюпала, пачкая оголенные пальцы ног, дорожная грязь. В воздухе витала сырость и еще не изгнанный полуднем утренний холодок. Вчера был сильный ливень: размытая дорога и сбитая крупными каплями с селянских крыш солома лишний раз подтверждали то. Не стоило и гадать, кто был виновником этого каприза природы. Саске вспомнил вчерашние грозовые тучи, нависающие над руинами молчаливыми свидетелями его поражения. Переполненные, они пролились на это забытое село грозою, и теперь лишь светло-серая перина облаков разлучала солнце с землей. День-два – и она бы незаметно исчезла. Если бы воспоминания об этом бое были так же недолговечны…
Он отставал от своего торопливого спутника, отвлекаясь на покосившиеся дома, обрамляющие улицу. Все как один – кривые, почерневшие от воды и пахнущие этим дождем. Саске перевел взгляд на ставшую неожиданно легкой для ходьбы дорогу: теперь они шли по засохшей глинистой почве, а размытая грязь, как тина после прибоя, сырыми комками лежала у краев дороги. В некоторых местах она щедро окатила ступени и пороги селянских домов, преумножая их убожество.
А еще на них смотрели люди… Иногда то морщинистое лицо старухи, то миловидное – девичье мелькало в окнах хижин за старыми занавесками. Они провожали взглядом, соединяющим страх с истинно-человеческим жадным любопытством, идущего впереди Учихи незнакомца. А когда замечали, что Саске смотрит на них, бесшумно исчезали.
Широкая спина случайного спутника колыхалась впереди. Ростом он был выше Саске на голову, с синими, длинною едва достающими плеч волосами на прямой пробор, неаккуратно обрезанные пряди которых систематически лезли ему в лицо. Мускулистый, крепкий; по телосложению – воин с закалкой, он двигался всегда как-то устало, отчасти лениво. У него были правильные черты лица, словно каким-то гениальным скульптором подобранные и вылепленные; кожа, позолоченная жгучими лучами полуденного солнца, что идут во след любому страннику; тонкие губы, весьма часто за это утро преломляющиеся в едкую улыбку. О его возрасте судить было сложно: он был определенно старше Саске, но на сколько – последний сказать затруднялся. Ориентировочно дав спутнику двадцать пять лет, Учиха оглядел его одежду. В глаза бросались сапоги с голенищами до колена, непригодные для климата этих мест, и длинный - почти до самой земли – темный плащ из тяжелой водоотталкивающей материи. Такие носили в дождливых странах на севере.
Саске хмуро уставился на подбирающие грязь полы плаща, чувствуя смутное беспокойство, овевающее историю их с мужчиной знакомства. В сущности, за то время, пока они находились в гостинице, а потом шли по дороге, он не узнал ровным счетом ничего об этом человеке. В так называемой гостинице было не до того: гораздо более важной целью было хотя бы, не шатаясь, дойти до умывальника и свершить процесс омовения. По дороге они тоже молчали. И, казалось, спроси Саске что у своего спутника, тот выдаст в ответ: «Стандартные реплики», - и переведет тему так же неискусно как чуть раньше, в номере. Является ли он шиноби-медиком? И если да, то почему на его одежде нет никакого опознавательного знака родной деревни? Значит ли это, что он нукенин, как и Саске? Учиха открыл было рот, чтобы озвучить хотя бы один из многочисленных своих вопросов, но в этот момент полы плаща колыхнулись, и незнакомец свернул за угол. Саске последовал за ним.
Мгновение – и они уже стояли перед скрывающимся за селом полем, рассеченным надвое узкой петляющей тропинкой. Незнакомец постоял какое-то время молча, с очень серьезным видом вглядываясь в виднеющиеся на западе карликовые, как казалось издали, горы, а затем обратился к Учихе:
- Здесь мы прощаемся. – Он произнес это так, словно был режиссером в их собственном спектакле, а это прощание – тщательно распланированной сценой.
Саске огляделся.
- Куда ты вывел меня? Помню, я входил в село по главной дороге.
- Ты еще что-то помнишь? – Спутник усмехнулся. – Ну, отсюда ты сможешь попасть куда захочешь. Особенно хорошо получится – пойти куда глаза глядят.
Саске кивнул и снова огляделся. Горы, лес, поле – полоска горизонта. Действительно, богатый выбор.
Он отчего-то спросил:
- Куда же идешь ты? Или это конфиденциальная информация?
Незнакомец пожал плечами, но ответил вполне определенно:
- Отчего же… Я иду на юго-запад, к селам, что разбросаны у Скрытой Деревни Камня. Это, - он указал на истончающуюся к горизонту тропу, - самая прямая из всех кривых дорог, что ведут туда.
Саске скосил на него глаза.
- Ты говоришь так, будто прямых дорог нет.
- Есть, просто ведут они все на кладбище.
И он неспеша зашагал по тропе, на прощание приподняв на пару секунд руку. Он был уже в нескольких метрах от Саске, когда, оглянувшись, окликнул его.
- Эй, парень! Я забыл тебе сказать. Не вздумай использовать свои глазенки пару месяцев, а то к черту ослепнешь!.. – И, не дожидаясь ответной реакции, пошел дальше, поправляя застежки тяжелого плаща.

* * *

Вчерашние руины казались древними под серыми лучами продирающегося сквозь облака солнца. Останки стен, хранящие следы их с Наруто битвы, возвышались надгробными плитами над камнями-мертвецами. Здесь завывал, отражаясь о кривые обломки логова, холодный ветер, получивший волю на пустующей ныне возвышенности, и в нем Саске слышался вой демонического зверя - оглушающий, будоражащий животный страх в человеческой душе.
Он постоял недолго посреди обломков, а затем опустился на один, вталкивая в засыпанную щепками и каменной пылью землю пустой стеклянный взгляд. Сгорбился, словно серое небо давило. Крепко сжал переплетенные в замок пальцы.
Воспоминания оживали посреди этих руин словно фильм на старой потрепанной пленке. Запутанные, неразборчивые в мелочах, но тревожащие в душе боль и ненависть. Не существует памяти более четкой и ясной, чем эмоциональная, но, как ни старался, Саске не мог вспомнить в точности последовательность своей битвы. Отдельными кадрами мелькали руки Мадары, подчиняющие своей воле джинчурики, огненные атаки Лиса, рассенган-сюрикен, растворяющийся в воздухе как сахар в кипятке, лицо Наруто, его глаза, его губы, шепчущие ему, Саске, слова ненависти.
Он запомнил только пустые ненужные слова. Не боле. Иллюзию Мадары, технику, поработившую сознание древнего демона не познать, сколько не прокручивай в голове эти довески-фразы.
А, впрочем, был ли в том смысл? Раскрыть тайну мастера-иллюзиониста, догнать его, уничтожить любой ценой, даже ценой собственной жизни – это ли цель? Это задача – всего лишь путь к ее достижению. А цель? Она была, в сущности, очень проста. Проста и стандартна, прямо как вопрос «кто ты?», адресованный незнакомцу...
Снова увидеть Наруто. Не отступить, не проиграть. И вернуть его разуму свободу.
Вот только была ли эта цель достижима, и был ли еще Узумаки жив – на это Саске не мог дать ответа. А потеряв связь с целью, любая деятельность становилась бессмысленной. И - от того ли?- боль уже не мучила так сильно. И было лишь желание – странное, необъяснимое: чтобы весь мир замер, утих, заснул. Чтобы не мчался вперед, заставляя идти в ногу с ним тогда, когда одолевает усталость – не та, что усыпляет нас после непосильного труда… какая-то иная. И от нее не спасал отдых.
«Так пусто…»
Саске скользнул взглядом по обломкам, камням и песчаной пыли, стелящейся по земле. Здесь будто и не шел дождь. Тот, что размыл дороги в селе, очернил старые хижины – его словно и не было здесь. Возможно ли? Учиха нахмурился, погружаясь в недавние воспоминания; по привычке, закрепленной еще в детские годы, вновь сплелись в замок пальцы его рук.
Размытая центральная дорога, с которой они свернули к боковому выходу из села. И дороги, покрытые размокшей грязью в нескольких десятках метров. «Если это и впрямь был дождь, аномальная же здесь погодка…» - мельком подумал Саске, поворачивая голову в сторону раскинувшегося внизу, в зеленой долине, села.
Борозды, вырытые мощными потоками воды, расходились спиралями из центра. Ни вчерашней забегаловки, ни трех двухэтажных домов, что окружали ее, не было – только какой-то хлам, еле видный издалека, и мельтешащие вокруг него люди. Их было много – пожалуй, слишком много для этого мелкого села. И все они, крошечные и от того смахивающие на муравьев, толпились вокруг свежей могилы сельских домов с таким ажиотажем, будто то, что случилось здесь, было верхом искусства. Прекрасным и страшным одновременно.
Саске замер, глядя на разделенное спиралями-желобами поселение.
Это был далеко не дождь.

Катана мелькнула в воздухе словно жало осы. Стремительно, метко ударила тонкое девичье тело, грозя перерезать по линии груди. И Саске, с запозданием понимая невозможность предотвращения смертельного удара, досадливо нахмурился и попытался хоть на пару сантиметров сместить его траекторию, чтобы не сердце девчонки-заложницы, а ее плечо приняло основную силу атаки. Но то было бесполезно. В подземельной тьме послышался глухой плюющий звук, и, вгрызаясь в тело жертвы, катана пронзила пленницу насквозь - сверкая окровавленным клинком, вышла из сгорбленной спины с выступающими через грязно-зеленую тунику худыми лопатками. Точь-в-точь из второго грудного позвонка. Еще пару секунд в ушах Саске стоял звук ломающихся ребер. Даже смягченный кровью, он напоминал треск сухого ельника.
Тело девушки безвольно сползло вниз по лезвию, замерев при соприкосновении с рукоятью. Кровь – темная, отливающая бардовым цветом в редких отблесках ютящихся по углам залы факелов, текла медленно, скудно. Впрочем, при беглом взгляде на тонкое иссохшее тело пленницы даже эта скупая струя казалась избыточной.
- Достаточно. Ты можешь идти, Саске-кун. – Кабуто, поблескивая в полумраке круглыми линзами очков, коснулся его плеча.
Учиха ударил. Со всей силы, бездумно. Наотмашь. Но не попал. Скованная холодными скользкими телами змей, рука замерла в воздухе, у самой щеки Якуши. Голос Орочимару сливался с шипением его питомцев – такой же тихий, холодный, вкрадчивый.
- Не беспокойся об этом, Саске-кун. Твоя работа сделана – ты протестировал подопытную превосходно. – Он скосил желтый глаз, выглядывающий из-за черного локона, вниз, на свалившуюся наземь девчонку. – Кабуто… отмени вечернюю дозу препарата номеру три. Я буду в лаборатории.

И он ушел, напоследок отметив, что через неделю ждет от Саске такого же искусного удара для нового смертника. Учиха повидал их после первого своего убийства немало. Все как один истощенные – толи неволей, толи прошедшей бесконечный ряд экспериментов заразой, что вживлял им хозяин этих мрачных мест. Истощенные и серые, как бездушные тени. Они неизменно бросались на Саске с гневом, пышущим силой; дрались бездумно, понапрасну расходуя чакру и физический потенциал. И каждый раз, не истекало и десяти минут битвы, замирали – независимо от опасности, что грозила им в этот момент – и ошалелым взглядом пронизывали противника, а затем, сдавливая побелевшими от напряжения пальцами виски, падали на земляной пол и иногда тихо-тихо стонали, словно где-то в их голове взрывалась микроскопическая бомба, и сознание красной пеленой крови затмевала непредотвратимая гибель. Саске никогда не добивал их, но слышал, что ни один из них не проживал после сражения более суток. Орочимару готовил препараты из клеток головного мозга покойников, выделял ДНК, расщеплял на фрагменты, пытаясь выявить генные нарушения. Но смертность заключенных неизменно держалась на критически высоком уровне - многие из подопытных не доживали до первого своего тестирования. То, за чем так упорно гнался Орочимару, было непреодолимо далеко…

«Седьмая запрещенная техника. Иллюзия стихии Воды.»
Блеклые иероглифы на желтом сухом пергаменте с ржаво-рыжей каемкой по обтрепанным краям. Рядом раскрытые свитки, белеющие на фоне старых письмен как снег на грязи.
Саске склонился над узким лабораторным столом, подкупленный броскими словами. Но время спрятало секрет свитка куда лучше любого охраняющего дзюцу, и, как ни старался, Учиха не смог разобрать ни слова.
Сзади скрипнула дверь. Саске оглянулся.
«Кабуто…»
Сжимая в руках крохотную колбочку из тонкого удивительно прозрачного – как родниковые капли – стекла, он глядел на Учиху через блестящие линзы очков. Саске неторопливо выпрямился, даже не думая сокрыть свой недавний интерес к загадочному свитку, хотя то было не лишним в сложившейся ситуации. Переведя взгляд на заваленный бумагами стол, Кабуто едва приметно улыбнулся, но не сказал ничего.
У противоположной стены лаборатории, на грубых дубовых полках стояли бессчетные препараты - образцы тканей и фрагменты мертвых тел. Кабуто двинулся туда. Он копошился, то нагибаясь к самой нижней полке, то протягивая руку к верхней, недолго. Прошло минут пять, и маленькая колбочка в его руках переместилась на соседствующий с Якуши стол, а ее содержимое – в пузатую емкость с зафиксированными в плазме участками берцовой кости. Покончив с работой, Кабуто не поспешил к выходу. Не оборачиваясь, произнес, адресовывая слова Саске:
- Там написано о мастере гендзюцу На-Лао, сотворившем самую совершенную иллюзию.
Он говорил о свитке.
Учиха окинул ворох бумаг взглядом, полным показного безразличия.
- С чего ты взял, что меня волнуют подобные сказки?
- Значит, тебе не интересна единственная техника, способная превзойти гендзюцу шарингана? – Саске не видел его лица, но готов был поклясться, что сейчас Якуши Кабуто улыбается – улыбкой такой же скользкой и змеиной как у его учителя.- Ты помнишь, вода сильнее огня по правилу пяти элементов. То же самое можно сказать о иллюзии, сотворенной водной стихией… - Наконец, он повернулся к Учихе лицом, одаряя мальчишку торжествующим взглядом.
- В этом свитке, - Саске кивнул в сторону старого пергамента, - раскрыты секреты? Механизм иллюзии?
- Было бы так, тебе не пришлось бы убивать ту девчонку две недели назад.
Саске раздраженно поморщился. По телу прохладной волной прошла слабая дрожь воспоминания.
- Значит, столько загубленных жизней только из-за какого-то свитка, чья подлинность, полагаю, не доказана даже?
Руки Кабуто скользнули к покоящейся на столе банке с заспиртованными в ней глазными яблоками какого-то бедняги и развернули ее так, чтобы оба глаза смотрели прямо на Учиху.
- Столько загубленных жизней? Подумать только – всего лишь сорок шесть человек. – Он снова улыбнулся. – Но ты прав, подлинность свитка не проверена никем. А первый и единственный шаг, описанный в нем, кажется абсурдным. Невыполнимым.
Заинтригованный, Саске одарил легким прикосновением старый пергаментный лист.
- Что же написано в нем?
Кабуто окинул юношу хитрым взглядом – словно раздумывая, стоит ли раскрывать высокомерному отступнику Конохи все секреты подземелья. А после, оставив препарат из мертвой ткани в покое, заговорил, каждым словом истории погружая комнату в объятья сказочного полумрака:
- Мастер иллюзии должен в совершенстве управлять стихией воды – так, чтобы любую каплю в огромном море чувствовать как свое тело. Он должен уметь видеть ее везде, где она есть. В траве, земле, даже в камнях. Видеть и подчинять своей воле. Чтобы она приходила к нему по первому зову. Из травы, земли… и даже из камней. – Он замолчал на пару секунд, а затем с усмешкой поглядел на Саске.- Какова легенда?
Даже он, верный последователь Орочимару, не верил древнему писанию, помутившему ясный ум его учителя. Саске бросил разочарованный взгляд на свиток. Внизу, в левом углу пергамента едва виден был схематичный рисунок писца: вода, вырвавшаяся из кривых щелей в коре раскидистого мощного дуба, расходилась по поляне спиралью. На мгновение задержав на ней взгляд, Учиха поднял глаза.
Это был один из немногочисленных случаев, когда они с Якуши Кабуто оказались солидарны.
- Красивая легенда. Складная.

Погруженный в шепот ночных звуков, лес казался невероятно огромным спящим чудовищем: крики тварей, снующих по черным кущам, шелест оживающих на ветру листьев и треск сучьев под ногами - все это казалось одним тихим стоном сказочного существа. Осторожно ступая по сухой лесной подстилке, Саске медленно двигался через овеянный ночным холодом ельник, прислушиваясь к этим чудным звукам и неустанно выискивая глазами скупой проблеск огня – символ близости к своей цели.
Он искал своего недавнего спасителя. Днем, вернувшись в деревню, он имел удачу встретиться вновь с той юной девушкой, что числилась в работницах ныне разрушенной закусочной. Она выглядела измученной и неустанно запиналась и робела в разговоре со вчерашним своим гостем. За ее робостью Учиха не заметил вначале тихого едкого страха, что овевал разум каждого селянина с прошедшей ночи. Часом позже, покидая исковерканную центральную улицу, Саске мог с уверенностью сказать - он не ошибся. Человеком, превратившим в груду трухи дома, был тот самый незнакомец за угловым столом, не вписывающийся в быт здешних мест ни своею одеждой, ни своим характером. Он спас Саске, изуродовав поселение и уничтожив около десятка людей за считанные доли секунды. Сколько ни спрашивал Учиха, он не смог выудить из недавней своей знакомой точного ответа касательно примененной странником техники. Однако того, что он узнал, было вполне достаточно…
«Вода пришла к нему из стен, пола, стульев, столов, из керамики, занавесы – отовсюду. И все, отдавшее ему воду, тут же рассыпалось в пыль. Прямо на моих глазах. Потолок, не тронутый, начал обрушиваться, и все мы, кто успел, ринулись к выходу. Кто успел – это потому, что за секунду до этого вода, неожиданно ставшая острее ножа, устремилась от него в разные стороны, разрезая все, чего касалась. Она была словно живая…»
Соприкасаясь с древней историей, нити настоящего плели драгоценное полотно. Легенда о мастере иллюзий оживала, впитывая по капле каждое слово, неосторожно преданное миру запуганными прошедшей ночью стариками в селе. Последний шаг к овладению седьмой запрещенной техникой перестал зваться невыполнимым. Он был так же доступен как тайдзюцу и его азы. А эфемерный образ На-Лао неожиданно приобрел четкие черты…
Саске шел по сгущающемуся лесу, уповая на то, чтобы слухи оказались правдивы, и его утренний спутник не ушел далеко от поселения. Перед их расставанием он говорил о селах у Скрытой деревни Камня и своей ориентации на юго-западное направление. Запомнив это, Саске двинулся к виднеющейся вдали полоске леса. Он плутал в его гуще около полутора часов, стесненный невозможностью применить простейшую поисковую технику. Ужасно болели нервы, пронизывающие усталые глаза. Раны, залеченные, но выпившие из тела много сил, замедляли движение. Саске шел, полагаясь на интуицию, некое шестое чувство, что связывало его с родной стихией. Оно никогда не подводило, не подвело и в этот раз. Еще не загорелся далекий свет костра за толстыми мохнатыми лапами елей, а он уже точно знал – там огонь.
Тихо потрескивали ломкие сучья, объятые желто-рыжими языками пламени. Черная фигура отбрасывала тень на освещенную землю.
Саске обогнул костер и остановился строго напротив сидящего в свете его пламени человека. Странник поднял глаза. Толи от ночной тьмы, что будоражила воображение, толи от овладевшей Учихой податливой усталостью казалось, они снова, как и сегодняшним утром, видят Саске насквозь. Переборов охватившее его волнение, чем-то схожее с примитивным детским страхом перед темнотой, Саске произнес, неосознанно добавляя в слова каплю грубости:
- Ну здравствуй, На-Лао...
Синие глаза некоторое время изучали его подобно редкому экспонату в музее. А после незнакомец скривил в показном непонимании губы.
- Да ты что, парень, совсем рехнулся?



 

@темы: заморожен, ОП, юмор, фанфики, Naruto, Саске, Великая иллюзия, приключения, PG-13

---

Великая иллюзия

История гендзюцу, по силе превосходящей Цукиеми.

I

- Наруто! – Прячущий боль и смятенье крик прокатился по грязно-белым, похожим на мусор руинам. Зазвенел в густом, теплом воздухе. Отразился от безразличных немых останков стен.
Кто бы подумал. Столько злобы и ярости в его глазах. Кто бы мог знать. Он тоже умел ненавидеть…
Кровь стекала по его щекам, скатываясь по капелькам к уголкам разбитых губ. Правый рукав глупой черно-оранжевой куртки – в клочья: в этой руке, рассекая воздух и разбрасывая комья земли вокруг, гудя, как мощный мотор космического корабля, с неподвластной взгляду скоростью крутился рассенган-сюрикен.
- Наруто…- Уже шепотом, со страхом, так долго скрывающимся где-то глубоко внутри и все равно победившим.
По телу медленно растекалось усыпляющее тепло; как вода на горячих источниках, боль сперва обжигала, а затем дурила голову, закрывала глаза жертвы, мешала встать. Теперь Саске не чувствовал едкого жжения в рваных ранах на икрах ног, не горели проткнутые насквозь кунаями ладони. Тело становилось неуправляемым, просто лежало здесь, между каменными обломками и щепками, что недавно были логовом Акацуки; и сколько Учиха ни прилагал усилий, не удавалось даже поднять голову, даже, обдирая локти, отползти хоть на миллиметр назад.
Кружилась голова, тошнило. И еле-еле чувствовалась сочащаяся из раны на затылке, красной дорожкой бегущая наземь кровь.
Мадара стоял в шагах тридцати от них. Оранжевая маска была лениво сжата в опущенной руке, единственный глаз оценивающе и как-то разочарованно смотрел на Саске. Учиха уже не видел его чернеющую на леске горизонта фигуру, но почему-то был твердо уверен – он смотрит. Все так же, как тогда, когда Наруто, подчиненный его взору, высвободил Девятихвостого демона. Как тогда, когда Лис атаковал Учиху, и стало ясно - Саске не снять совершенный гипноз своего великого предка. Как тогда, когда от рук лучшего друга он получил удар, куда более сильный, чем атака Хвостатого зверя и все техники самого Узумаки. «Ты покойник, Мадара», - шипел Наруто, глядя на того, кому когда-то столько слов сказал о дружбе, кого хотел спасти, кого хотел вернуть.
«Мадара…»
Наруто упал на колени, хватаясь за лохмотья, облекающие правую руку. Рассенган быстро исчезал в его напряженно сжатых пальцах, рассеивался в разгоряченном чакрой хвостатого воздухе.
Неспешно двинулась с места застывшая невдалеке фигура. Мадара шел прямо к сгорбившемуся меж осколками камней Узумаки. Остановился совсем рядом, с интересом глядя, как до посинения кожи сжимает руку джинчурики. Прикусив от боли губу, Наруто склонился к самой земле: его золотые волосы подбирали пыль и грязь. Напрягая едва слушающиеся его руки, Саске все же приподнялся с обломков. Взгляд сфокусировался на Мадаре. Тот смотрел на корчащегося от боли Узумаки так весело, словно происходящее было бездарным спектаклем, не боле.
-Ты не сможешь добить его. – Он прошептал это, наклонившись к самому уху джинчурики, но Саске все равно услышал.
Наруто вздрогнул и взволнованно вскинул голову, позабыв о боли.
- Подожди… Я в порядке. Я могу еще драться! Вот увидишь.
Он был на пределе. Еще одна атака означала его смерть. Но, похоже, Мадара именно это и находил наиболее забавным в спектакле.
- Как ты можешь спасти кого-то, если сам нуждаешься в спасении?
Наруто в смятении дернулся, пытаясь встать, но лишь повалился в сторону от нежданно подкатившегося приступа боли. Руки Мадары величаво сомкнулись на груди. Единственный глаз смотрел с холодом - таким, каким награждал своего друга Саске, когда тот рисковал из-за него, страдал из-за него, и все равно глядел в черные глаза с какой-то собачьей преданностью и спрятанной в тайнике сердца любовью. Так и сейчас. В ответ на холод его глаза наполнились этим теплом, виною и страхом снова пережить потерю. Схватив Мадару за край плаща, он глухо, едва раскрывая запекшиеся губы, забормотал слова оправдания.
- Я все сделаю. Не беспокойся ни о чем. Ты только верь мне… я сейчас встану. – Его руки поползли к кончикам пальцев Мадары, выглядывающим из рукава плаща. Сжали, словно драгоценную вещь, робко потянули к губам. – Я спасу… Ты верь мне, Саске. Больно не будет тебе больше. Пока я рядом. Все сделаю сам, не нужно ни о чем беспокоиться, не нужно. Я сейчас встану…
И он вправду встал. Хотя раны от покрова Лиса раскрылись снова, и запекшиеся губы вновь искривились от боли.
Пошатываясь, он медленно двигался в сторону Саске, и последнему казалось, что по его грязным щекам вместо темно-бардовой крови текут из глаз слезы: это были слова для него, этот был его поцелуй, но он не получил их. Наруто опустился перед ним на одно колено – толи от боли, толи для последнего удара. В его руке мелькнул кунай – кажется, вернее последнее предположение. Сверкнуло лезвие в скупых лучах укрытого в грязно-фиолетовых облаках солнца. Сверкнуло и замерло. И словно через десяток метров послышался Саске голос друга.
- Ты… плачешь?
Да, наверное, он плакал. Отчего еще эта пелена в глазах? И откуда эта легкость, неожиданно пришедшая в душу.
Сейчас он чувствовал – это последний шанс. Казалось, слезы придали сил, а в вопросе друга - он настоящий, и как никогда слаба сейчас иллюзия Учихи Мадары.
И Саске напряг глаза, активируя шаринган: едва заметная голубая чакра струилась по телу нагнувшегося над ним Наруто как доказательство удачного начала техники. Учиха сжал в кулаки руки и перевел взгляд на лицо друга, через зрачки синих глаз проникая в его сознание. Секунда, другая - его вытолкнули так же легко и просто, как маленького беспризорника выталкивают с дороги спешащие куда-то безразличные прохожие. Шаринган потух с последней каплей чакры. В глазницах будто бы загорелось крохотное пламя: Саске зажмурился, судорожно надавливая через веки на глазные яблоки.
Провал.
Должно быть, последний.
Почувствовав, как, пусть и долю секунды, его разум разрывали на части две неизвестные силы, Наруто вскрикнул, хватаясь за виски. Вновь оранжевый покров пополз по его телу, а воздух начал раскаляться. С трудом открыв глаза, Саске заметил, как, вытянув в сторону джинчурики руку, смотрит на них Мадара. Он что-то прошептал одними губами – это стало последним, что запомнил Учиха. Это и громогласный рев Лиса. И обреченность, от которой хотелось кричать так же яростно, так же сильно.

Одинокие шаги разрушали тишину подземелья.
Дрожали горящие на стенах факелы, освещая витиеватые узоры на грязных бежевых стенах. В щелях меж полом и каменной стеной скопилась влага: блестели в скупом свете огня холодные капли. Углы на поворотах покрывала тоскливо-зеленая плесень.
Неожиданно в темноте одного такого угла послышался шорох. Легкий, воздушный. Саске тут же повернул голову.
Крыса.
Она суетилась у стены, явно что-то разыскивая в полутьме. Крупная, темно-серая, очень подходившая этому грязному подземелью по всем его параметрам. Уголки губ Саске капризно дрогнули. Кроме отвращения грызун будил в нем колючее раздражение. Почуяв рядом с собой человека, крыса, блеснув глазами-бусинками, скорехонько убежала. Постояв немного средь пустого коридора, Саске фыркнул и быстрым шагом двинулся в сторону темнеющей вдали комнаты.
Мрачное, грязное убежище змеи...
Он вошел, даже не потрудившись постучать.
- Ты звал?- Отрывисто – саннину у стола с колбами и препаратами биопсии.
Тот не обернулся.
- Да, Саске-кун. – Он неторопливо двинулся к полкам у противоположной стены лаборатории, на весу перекладывая что-то микроскопическое в мензурку. Саске редко видел его за подобными «полевыми работами», однако, в такие моменты у него создавалось отчетливое впечатление, что Кабуто был учеником и последователем змеиного саннина до мозга костей – даже незначительные движения их во время таинственных эволюций с препаратами были схожи. – Как ты себя чувствуешь, Саске-кун? - Он ядовито улыбнулся, оборачиваясь к нему.
Учиха нахмурился.
- На свете не так много вещей, которые волнуют меня меньше, чем твоя забота… Зачем ты позвал меня?
- Подумать только, лишь чтобы задать этот вопрос…
Он сказал это тихим, похожим на шипение голосом – без намека на улыбку, и Саске смутно почувствовал нечто спрятанное от него в словах саннина.
- На свете не так много вещей, которые все еще будят во мне любопытство… - В унисон юноше пошипел, вновь улыбнувшись, Орочимару. – К ним относится и твое самочувствие после встречи со старыми добрыми товарищами.
Саске недолго помолчал.
- Я расстрою тебя, сказав, что чувствую себя как и раньше?
Почему-то Орочимару рассмеялся. Хриплым, почти беззвучным смехом.
- Нет, - он вернулся к препаратам и, казалось, полностью потерял интерес к Учихе. А потом неожиданно добавил. – Ты просто соврешь. Тебе еще многому стоит поучиться…
- Чушь, - лениво бросил Саске, удаляясь из комнаты.
Его шаги были твердыми и стремительными.

Сумерки сгущались над притихшим селом. Звуки боя, что оглушали днем вечную, казалось бы, тишину этих окрестностей, волновали умы селян. Глядя на пустую земляную дорогу, что широкой полоской пересекала село, разделяя его на две части, девушки из замшелой закусочной увлеченно переговаривались, споря, что за бес мог рычать с такой невероятной силой, и какой великий воин одолел этого зверя.
На клиентов вечер скупился: за последние два часа лишь старый дед заходил к ним; поел на жалкие гроши и очень быстро ушел. А сейчас только один незнакомец, уже пару дней ошивающийся в селе, сидел за небольшим угловым столом. Он пил горячий зеленый чай и уже в третий или четвертый раз просил какую-нибудь из оказывающийся неподалеку девчушек разрешить ему закурить трубку. Но то было строго-настрого запрещено хозяином, о чем девчушка спешила сообщить подозрительному (своим интересом к столь скучному месту) типу, а тот, в свою очередь, убеждал девушку в том, что, если она ничего не расскажет хозяину, он-то уж точно ничего не расскажет.
Вечер прогорал.
- Должно быть, тот жуткий рев днем распугал всех сытых и голодных. – Мрачно возвестила одна из девиц, сидящих на длинной дубовой скамье в обнимочку с пустыми подносами. Она хотела добавить кроме всего прочего - что, вероятно, уже никто не зайдет к ним, но в это время чья-то рука отодвинула в сторону заменяющую дверь занавеску, опровергая так и не сказанные ею слова.
Человек, секундой спустя перешагнувший порог этой неприметной забегаловки, поражал своим видом: весь какой-то истрепанный, покрытый ниже колен серым слоем пыли – так что и невозможно было сразу заметить раны на его ногах. Лицо незнакомца было запачкано грязью и кровью, от чего трудно было разглядеть его черты. Он хрипло дышал и, лишь переступив порог, судорожно схватился за косяк дверного проема; а мгновенье спустя как пьяный повалился в сторону.
- Что с вами? – Испуганно заголосили девушки, не предпринимая, впрочем, попыток приблизиться к нему.
Он захрипел что-то неразборчивое. Незнакомец с нераскуренной трубкой с интересом покосился в его сторону.
- Вам плохо? – Глупый вопрос прозвучал из уст одной девчушки. Под наплывом жалости преодолев отвращение к нежданному гостю, она, опустившись перед незнакомцем на колени, осторожно обняла его за плечи и попыталась поднять. Он застонал сразу же, как она потянула вверх ослабшее тело, а затем затих, тотчас становясь тяжелым и безвольным. На некогда белой запачканной рубахе проступили свежие пятна крови.
- Да он ранен! Девочки!.. Девчонки! – Она с немой мольбой глянула на растерянных подруг. Те как-то неуверенно завозились на своей пресловутой лавке и покосились друг на друга. Им явно не хотелось пачкать руки и чистенькие, недавно выданные хозяином кимоно. Наконец, одна с героизмом решилась:
- Давай помогу!
Они вместе, неумело обнимая незнакомца за талию, доволокли его до ближайшего стола. Так и не придя в сознание, тот ударился лбом об столешницу, теперь, в полусидячем-полулежачем положении еще больше напоминая пьяного бродягу.
- Ну вот… - Одна из девушек с огорчением потерла пятно, коим наделил ее незнакомец, но тут же, заметив укоряющий взгляд подруги, осеклась. – Что мы будем с ним делать?
Та из девиц, что частенько поглядывала в небольшое высокое оконце над скамьей, задала вопрос еще более волнующий:
- А что мы будем делать с ними?
По центральной проселочной дороге, разговаривая, ругаясь и смеясь всей оравой, двигались в сторону забегаловки около десятка мужиков.
Село находилось в опасной близости от мест добычи каменного угля. Именно по этой причине около трети сельских парней отдавали свою жизнь такому нелегкому труду как работа в шахте. Это также являлось основополагающей причиной повсеместному хамству, следующему за добытчиками «черного золота» неотступно. Изредка, возвращаясь уже после захода солнца в село, шахтеры заскакивали в самую ближнюю закусочную, где с настойчивостью, достойной лучшего применения, требовали у девушек-работниц алкоголя, которого обычно не было, и закуски, которой им обычно было мало. Насыщая чревы сытными рисовыми лепешками и совсем незначительными по калорийности маринованными овощами, шахтеры шумели и раздражали всю округу, а в те времена, когда хозяин закусочной был у себя наверху, тревожили его покой ради какого-нибудь из винных бочонков, хранящихся в подвале, и в том случае если бочонок получали, приставали к девушкам с требованиями «большой и чистой любви», которая изредка приходила к ним в маленьком грязном чулане.
- Эй, девочки, вы нас ждали? – Куча попыталась протиснуться в узкий проход, но не протиснувшись, начала разделяться на потоки. Шахтеры входили, за долг почитая подмигнуть или оскалиться девицам, повскакивавшим в честь их прихода со своей скамьи. Шумные, раскрепощенные - они были похожи на стаю визгливых беспризорных собачек, трусливых поодиночке и смелых вместе.
Рассевшись за столы, в ожидании своей близящейся к полуночи трапезы шахтеры завели разговор о чем-то весьма расплывчатом в своем смысле для девушек, и последние предпочли скрыться на кухне: растолкали кимарящую старуху-кухарку и с нею принялись заполнять подносы ужином для рабочих.
Две девицы, что стояли рядом с бродягой, все еще пребывающим в бессознательном состоянии, вопросительно переглянулись. «Надо отвести его в больницу», - неуверенно заметила та, что гораздо больше, чем самочувствием незнакомца, интересовалась опрятностью своего кимоно. Ее подруга промолчала: в селе не было никакой больницы, только старуха-знахарка где-то на отшибе.
- Я принесу ему воды.
- Зачем?
- Нужно вытереть грязь. У него раны.
Губы девушки преломились в гримасу отвращения.
- Это сколько же вытирать…
Незнакомец застонал.
- Вы очнулись! – Одна из девиц нагнулась к нему.
Он с трудом повернул в ее сторону голову и посмотрел прищуренным глазом: другой был закрыт запекшейся черной кровью. Несколько склеившихся от грязи прядей упали на его скулы.
- Вы можете встать? – Поинтересовалась работница, выговаривая каждое слов четко и громко, словно бродяга был тугим на уши.
Он встал. Пусть и медленно, шатаясь и прикусывая губу – должно быть, от боли, что сочилась вместе с кровью из незакрытых ран. Девушка, глянув на его потуги, перепугалась и, обхватив незнакомца за талию, позволила ему облокотиться на себя. В ее ухо он прошептал, с трудом выговаривая каждое слово:
- Ты не могла бы… мне нужно умыться.
Она взволнованно кивнула:
- Да, конечно.

Сочащаяся на землю сквозь дощечки пола вода была нежно-алого цвета. Руки незнакомца пропускали через пальцы спутавшиеся пряди, вместе с грязью смывая из памяти девушки, что поливала его из кувшина, неверный образ грязного бродяги, замученного голодом и израненного неизвестными, должно быть, шутки ради.
Он был молод. Очень. Быть может, семнадцати лет. Его кожа была бледной, как светло-бежевые лепестки астр, цветущих в саду сзади дома. А его волосы, как и глаза, были черны словно вороно крыло. Он был очень красив. И девушка, засмотревшись на его белые плечи, не заметила, как к ним вышли двое из настроенных куда агрессивнее обычного шахтеров.
Они имитировали процесс раскуривания вонючих сигарет, в то же время кося взглядом в сторону незнакомца-бродяги и работницы. О чем-то переговаривались. Но вели себя тихо, пока девушка не принялась помогать все еще пребывающему в каком-то вялом состоянии гостю вытирать волосы и оголенное до пояса тело.
- Эй, Коноко! – Закричал один, для большей экспрессивности фразы сплевывая на землю пенистую белую слюну. – Ты подалась в служанки? - Во след плевку полетела затушенная мозолистыми подушечками пальцев сигарета. – Может, и задницу ему подотрешь?! И еще как обслужишь?
Девица ощетинилась, но против рослых мужиков не посмела сказать и слова. Только шепнула незнакомцу «игнорируйте». Но ему и не нужно было советовать нечто подобное.
- Тебя кто так отделал, парень? Детишки из соседнего села? – Провожали бессмысленными речами остающегося безразличным к ним гостя шахтеры. Девушка, сторонясь их, шла вслед за незнакомцем, еще больше раздражая негодование в первых. «Спасибо», - коротко бросил ей тот, взявшись за ручку двери, ведущей через кухню в закусочную. Его голос, в противовес измотанному виду оказавшийся по-аристократически горделивым и пышущим силой, раскалил огонек в завсегдатаях сего пристанища до пожара, и, схватив его за ворот грязной рубахи, что незнакомец вновь накинул на свои плечи, один из них прорычал «Далеко собрался?». Но даже нотки угрозы в его голосе и последовавший тотчас за фразой рывок, заставивший бродягу отпустить дверную ручку, не оказали должного эффекта. Оставаясь все таким же безразличным, незнакомец ответил: «Не впутывайте меня в свои глупые игры в ревность». И стоящая позади мужчин девушка отчетливо увидела, как тяжелый кулак одного из шахтеров опустился на затылок парня, вталкивая его силой удара в крохотную кухню, где мельтешили, беспрестанно толкая друг друга, пара работниц и кухарка.
Послужившая камнем преткновения шахтеров и бродяги Коноко, взвизгнув, кинулась следом. К тому моменту как она пересекла узкий коридорчик, отделяющий кухню от обеденной залы, сплоченные мужской солидарностью селяне, окружив парня, били его ногами, пожалуй, меньше всего интересуясь вопросом «за что?». Страшась подойти ближе, девушка замерла в проходе; недалеко, с так и не допитой кружкой чая, сидел их первый посетитель, с любопытством разглядывающий образованную людьми в центре залы кучу. Поколебавшись мгновенье, работница бросилась к нему.
- Господин! – Странник сразу стал «господином». – Остановите их. Пожалуйста.
Он со скучающим видом взглянул на нее.
- С чего бы мне идти против восьмерых здоровенных бугаев ради одного дурака?
В преддверии слез у девушки задрожали губы.
- Да его же добьют!
- Человек, достаточно смелый, чтобы сказать кому-то в лицо правду, но недостаточно сильный для того, чтобы эту правду отстоять, не заслуживает ничего иного.
В эту секунду к нему на стол, отброшенный парой мужиков, повалился бродяга, уже мало чем отличимый от себя самого, прибывшего в деревню получасом раньше. Звякнула глиняная посуда, на пару мгновений встретились взгляды двух чужих забытому поселению людей. А затем руки одного из шахтеров стащили за ногу черноволосого бродягу на заваленный осколками и раздавленной едой пол. Деревянные доски столешницы заблестели алым.



 

@темы: заморожен, ОП, юмор, фанфики, Naruto, Саске, Великая иллюзия, приключения, PG-13

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

C праздником

Сегодня еще далеко не праздник. Но ничего не попишешь – я уезжаю сегодня. Не успею ответить на ваши немногочисленные поздравления (которых до подозрения много), а раз так – пожелаю здесь.

Здоровья, благополучия – эти напутствия накануне нового года вы еще услышите не раз. Счастья? Будет оно или нет, это от вас зависит.

Я хочу вам пожелать...

Я хочу вам пожелать…

Чтобы вы, закончив читать это поздравление, закрыли окно браузера, посмотрели на светящийся внизу, на панели календарь и поняли, что сегодня уже тридцатое число, а завтра праздник (которому, говорят, стыдно радоваться начиная с шестнадцати лет, и которому, по правде, стоит радоваться и в шестьдесят). Чтобы вы позвонили кому-нибудь – тому, кого называли другом … а потом еще одному, и еще. И еще парочке.
И сказали бы:
«Ну че, может… хоть этот НГ встретим вместе?»
А вам бы ответили:
«А че! Это тема».

Чтобы вас, как и меня, сегодня уже не было дома. И чтобы вернулись вы не раньше пятого числа. Чтобы у вас не было времени даже почту проверить, не то что убить драгоценных полчаса на прочтение какого-нибудь творения на тему ебли в новый год. Чтобы вы убили эти полчаса и еще полтора часика на настоящую еблю в новый год.

Чтобы 31 декабря вы легли спать 2 января.

Чтобы вы были счастливы настолько, что даже стандартные пожелания нашего президента показались бы вам уникальными.

Чтобы вы под бой курантов записали на бумажке новогоднее пожелание, сожгли бы его, как в различных книжонках неизменно советуют, бросили пепел в шампанское, как всегда не успели выпить за эти двенадцать ударов… а оно бы все равно исполнилось.


Ну что, вот вы и подошли к концу?
Закройте окно браузера и начинайте… Только от вас зависит, будут ли эти праздники праздниками или останутся в памяти всего лишь долгими выходными.
До встречи в следующем году!

---

Слепой

Грязно-зеленый

Говорят, настоящая любовь не знает грязи. Но тогда, что она такое? Лишенная чувства собственничества, ревности, редкого раздражения и сиюминутной злости она, скорее, напоминает помешательство. Любовь преданная, слепая, обожествляющая предмет обожания – она смешна. Она превращает людей в безвольных чудаков, ведает их поступками и словами. Меняет до неузнаваемости. Чтобы полюбить по-настоящему, надо стать рабом этого чувства.
Но если так, кто по собственной воли согласится расстаться со свободой? Может, лучше любить ненастоящей любовью, как любили до этого?
Впрочем, вас закуют в цепи, не спросив согласия. Так что, пока легко дышится, не мечтайте о любви.

Пятая Хокаге пахла больницей, продирающими ноздри лекарствами и – немного – сладким сливовым вином. Они стояли на большой кафельной площадке под каменными лицами пяти Хокаге, и ветер, обдувавший их лица, приносил с собой шум и музыку всей Конохи. О том, что у каждого города, деревни, даже крохотного села была своя музыка, Саске узнал совсем недавно. Стоило только начать слушать…
Цунаде устало вздохнула и оперлась на стальные гладкие перила площадки. Внизу колыхались от порывистого ветра кривые низкие деревья, растущие у самой скалы.
- Ты нас всех на уши поставил. – Сказала, наконец, с усмешкой она.
Саске чуть склонил голову в ее сторону.
- Значит?..
- Грипп. – Отозвалась женщина. – Неприятно, конечно, но не смертельно. И не опасно для всей деревни, что важно…
- Я был абсолютно уверен в том, что это Лис. – Прошептал Учиха, в сомнении глядя перед собой слепыми глазами.
- По-твоему, насморк с кашлем тоже его лап дело? – голос Пятой звучал, как звенящий родник. Она улыбалась.
- Знаю, знаю… Но, - Саске угрюмо вздохнул, - я почувствовал его. Поверьте, после того раза у меня на эту хвостатую скотину развилось охотничье чутье.
- Ну все, - отрезала Хокаге. – Хватит. Догадываюсь, о чем сейчас речь пойдет: все признаки на лицо… лихорадка, жар и «тра-та-та». – Она оттолкнулась от перил и с видом измученного человека принялась массировать шею. – Только лихорадка явление вполне себе нормальное при высокой температуре. Запустишь - того глядишь, свалишься где-нибудь в обморок, а потом и бредить от жара начнешь. – Учиха хмуро молчал. Заметив его недоверие, Пятая снова вздохнула и добавила в успокаивающем тоне. - А печать я проверила, Саске. Все в порядке. Стоит, родная. Не мучай себя и его. Полежит недолго в больнице, оклемается… и сбежит, небось, снова. – Она безнадежно махнула рукой в неизвестность. – Я тебя как-нибудь к нему свожу… Но это, конечно, уже не сегодня. А пока – отдых, как профилактика от гриппа. Пойдем!..
Она схватила Саске за руку.
- Куда?
- На профилактику. Тебе тоже надо. Даже необходимо.
Саске просто не оставляли выбора. «Хорошо», – он послушно последовал за женщиной, смутно подозревая, что сливовое вино все еще будоражит кровь Пятой. Весьма скоро его подозрения укрепились….
- Тебе ведь уже есть восемнадцать, не так ли? – Скорее утверждала, чем спрашивала, загадочным полушепотом Хокаге.

* * *

- Ну и чего ты вылупился? Поворачивайся ко мне спиной и снимай штаны.
- Но…это…
- С кем, по-твоему, ты имеешь дело? Снимай, кому говорят!
- Да…
- Знаешь, а лучше на кровать приляг… мне так будет удобнее.
- Хорошо.
Наруто лежал на животе, уткнувшись носом в подушку, и принюхивался к едкому запашку больничного стирального порошка, коим пропиталась насквозь наволочка. Сзади устрашающе шуршали чем-то загадочным, скорее всего, в очередной раз собираясь измучить его.
Послышались неторопливые шаги, и над ним нависла тень.
- Расслабься, - посоветовали ему, и Наруто напрягся еще сильнее.
- Мне больно будет… - Без особой надежды на спасение пробормотал он, стараясь не поднимать головы.
- Терпи! – Грозно. – Ты мужчина или как?
В ягодицу медленно вошла игла шприца.
Наруто мысленно ругнулся.
Антибиотик проникал в мышцу долго и болезненно, настолько, что под конец Узумаки обреченно уткнулся носом в подушку и так увлекся собственными страданиями, что не заметил, как в палату вошли.
- Это еще кто? У нас процедуры! – Недовольно воскликнула Сакура, она же узумаковская личная медсестра, заслоняя достояние своего друга от взоров незваных гостей шторой, которую требовалось закрывать с самого начала подобных процедур, и которую Сакура не закрывала, должно быть, из принципа.
- Да-да, ты вовремя спохватилась, - прокомментировал процесс судорожного зашторивания добродушный голос Цунаде. – Эх, Сакура… даже в этой мелочи я четко вижу: внимание к больным у тебя где-то на втором плане.
- Я очень внимательна! – Возмутилась Харуно, стремительно выдергивая шприц из измученного тела товарища. – Никто из пациентов еще не жаловался.
- Не успели? – Послышался голос спутника Пятой, и Наруто, перебивая Сакуру, радостно воскликнул:
- Саске!
За ширмой приветственно хмыкнули.

* * *

В синей высоте неба светило яркое, непривычно теплое для наступившей осени солнце. Саске стоял у окна, ощущая на коже его щедрые на жар лучи. Где-то за спиной слышалось копошение Наруто: злобно комментируя назначение любимой девушки на должность медсестры, ставящей ему уколы, тот судорожно натягивал штаны от больничной пижамы. Исключительно по его просьбе Учиха вынужден был переместиться к окну, да еще и отвести незрячие глаза от свершаемых на кровати действий. Сей каприз был мотивирован необъяснимым смущением Наруто (почему-то не посетившим его в присутствии Цунаде), и Саске, в последнее время замечающий за собой потакание любым узумаковским капризам, выполнил и этот, отведя, тем не менее, недолгую речь вопросу наличия логики у друга.
- Все, я готов! – Послышалось жизнерадостное с постели. – Иди сюда, а то у меня вся задница исколота, аж сидеть не могу. И лежать на спине. И ходить тем более.
Саске послушно пошел на голос. Нащупал рукой край кровати, присел, проводя ладонью вверх, к изголовью. Очень скоро его пальцы коснулись хлопчатобумажной ткани, прячущей под собой теплую упругую кожу. Чуть выше, по гладким линиям тела – и вот рука слепого уже покоится на спине, чувствуя под больничной пижамой угловатые лопатки. Наруто сперва напрягся, ощутив чужое прикосновение, но очень скоро, вспомнив, должно быть, как его «разглядывали» двумя днями раньше, успокоился и невнятно прошептал тихим голосом, тут же вызвавшим у друга нездоровую ассоциацию с мурчанием:
- Саске… ты все-таки пришел.
Под рукой задвигались мускулы: Узумаки устраивался поудобнее. Подавив в себе желание ласково провести пальцами вдоль позвоночника друга, Саске убрал руку и произнес, для чего-то выдавив неловкую усмешку.
- Да. Ты думал иначе?
- Я просто не был уверен, что ты сможешь добраться до больницы один. Сакура-чан здесь ведь. – Ответил Узумаки.
- У меня много поводырей.
На кровати завозились снова: должно быть, на этот раз Наруто поднимался на локтях, дабы обеспечить себе наилучший вид на Учиху Саске. Через мгновение он, несмотря на собственные утверждения относительно неимоверной величины урона, что был причинен его пятой точке, сел, а затем наклонился к другу и зашептал ему в ухо интригующим полушепотом:
- А хочешь, секрет раскрою? Я думаю сбежать. Этой ночью. Все уже запланировано. – И изобразил злодейский смех. Получилось весьма комично. – Кстати, я к тебе сбегаю. – Добавил он следом. – А то дома-то меня быстро отловят.
- Вот как, - Саске хмыкнул. – Ну спасибо хоть, что предупредил. Когда мне тебя ждать?
Наруто искренне удивился.
- Ты что, серьезно, не против? Ну… жди после полуночи. Все крутые сбегают в полночь.
- Хорошо, крутой. Приглашу к тому времени Цунаде с медиками. Чтобы ждать было не скучно.
На кровати возмущенно задергались.
- С дуба рухнул?! Я тебе секрет доверил, тупица!
Не обращая внимания на вопли друга, Саске повернулся к стене, и теперь Наруто мог видеть лишь его сгорбленную спину. Он молчал, и Узумаки, отрезвленный этим молчанием, с закравшимся в душу волнением осекся на очередном, привычным ему ругательстве.
- Да… надо будет и мне доверить тебе один. – Послышалось задумчивое от Учихи. - Я не знаю, сколько еще восстановленная мною печать сможет удерживать Лиса. То, что случилось с тобой позавчера, очень напомнило мне нашу последнюю миссию в Чайную страну. – Он осекся и поспешил исправиться. - Последнюю для меня… Приставшая к тебе в стране Железа простуда меня не попутает. Это Девятихвостый, я уверен. И поэтому ты остаешься в больнице.
Наруто, ошарашенный, молчал. Прошло минуты две или три, прежде чем он смог выдавить из себя хоть одно слово. И Саске казалось, если бы он сейчас смог взглянуть на него, то увидел, как Узумаки судорожно сжимает краешек одеяла, и стекленеют под наплывом волнения его глаза.
- А бабуля Цунаде?.. – Ему не дали договорить.
- Когда-то она уже ошиблась.
- А ты? Вдруг сейчас ты тоже ошибаешься?
- Что ж, тогда…впервые я буду этому рад.
Наруто хотел сказать что-то еще, но осекся на имени друга. Комната погрузилась в тягучее молчание. Уже жалея о том, что посмел выдать свои опасения этому наивному мальчишке, Саске произнес тихим голосом:
- Но даже если я прав, тебе не о чем волноваться. Я смог остановить Лиса тогда, не думай, что не сделаю этого снова.
- Я знаю.- Поспешно согласился Узумаки, и снова комнату овеяла тишина. Обоим было ясно, без шарингана не овладеть разумом зверя, следующая попытка к освобождению которого будет, несомненно, разрушительнее и мощнее.
- Ладно. – Через пару минут бросил лишенное всякой надобности словцо Саске, устало опираясь ладонями о колени. Затем встал, двинулся к двери, на ходу поправляя ворот рубахи со знаком своего исчезнувшего клана. – Полагаю, мне пора. Не думай о моих словах… Если о чем-то часто думать, это может сбыться.
Больничное одеяло, мягко ударившись о кафель, свалилось с постели. Босые ноги Наруто опустились на холодный пол. «Подожди!» – зазвенел его голос, отражаясь о стены больничной палаты. А затем – совсем тихо: «Не уходи пока… я давно хотел у тебя спросить…».
Саске замер, не донеся кисть до дверной ручки.
- Ты случайно, - он запнулся на этом не вписывающемся в его взволнованную речь слове. И добавил глухо, невнятно, - …не ненавидишь меня за то, что с тобою случилось?..
Отчего-то Саске повернулся к невидимому мальчишке, взглянул слепыми глазами на свою вечную темноту. Конечно, рано или поздно, этот вопрос должен был прозвучать между ними. Именно так, как сейчас – виноватым эхом пролиться в тишине, растапливая ее ледяные стены. Прищурившись, Саске глядел во мрак: где-то в нем, казалось, он отчетливо видел склоненную голову Наруто, его понуро опущенные плечи, его сгорбленную спину. Тихое, едва слышное дыхание друга прорезало затянувшееся молчание. Секунду помедлив, Учиха двинулся на его шелест. Пару шагов до постели - он приподнял руку, и пальцы тут же почувствовали шелк волос притихшего юноши.
- Нет. – Твердо ответил он, прижимая не противившегося Наруто к себе и легким касанием одной руки обводя контур его приоткрытых губ. – Я люблю тебя.
Узумаки сперва крепче прижался к обнимающему его другу, неосознанно подчиняясь ласке его рук, а затем, будто опомнившись, резко вскинул голову. Он, должно быть, смотрел в глаза Саске. Зачем? Что могут сказать глаза слепого? Лишь пока они видят, в них чувства и жизнь. Руки Учихи заскользили сквозь пряди его волос, замерли на висках. И Саске нагнулся к лицу юноши, мягко касаясь его губ своими.
А еще… для чего-то закрыл глаза.

* * *

Его любовь была цвета грязной потускневшей травы. Будто выковоренная из пропахшего торфяником болота, словно с тоскливым осенним дождем пролившаяся на размытую дорогу. Сама по себе, как спутавшийся клубок эмоций, она не приносила того безумного наркотического счастья, что так любят приписывать ей романтики. Зато наркотического похмелья было с лихвой. Учихе она казалась испытанием, еще более тяжелым, чем постигшая его слепота. И, в сущности, они были на удивления похожи: только ослепнув, Саске сперва не понял, что произошло, потом не верил, потом надеялся, что это не навсегда, а после - смирился. И он привык к слепоте, научился жить с нею. Также он привыкал к любви.
Прохладные струи ветра леденили все еще хранящие тепло Наруто губы. Трепали волосы, грубо и рьяно. Гудели в полупустых коридорах больницы. Отражались о стекла распахнутого настежь окна.
Его сердце гулко стучало в груди, пелена волнения и запоздалого стыда мешала трезво оценивать ситуацию, правильно подбирать слова. Мысли бежали в каком-то собственном неуправляемом русле, и все как одна были до смеха глупыми, пустыми. «О чем я думал?», «На что рассчитывал?» - поздно спрашивать. А ведь раньше не мог и представить себе Саске, что такую глупость, позволительную разве что юным девушкам с ветром в голове вместо здравого смысла, он обнаружит в собственном сознании. Но вопросы сыпались один за другим, а вместо ответов на них приходили какие-то нелепые мысли, какие-то восклицания и обрывочные фразы. Не связанные ни логически, ни ассоциативно. Разве что эмоционально… Прямо как бред пациента дурки.

Человек влюбляется благодаря низшим факторам. Не в кого-то конкретного, а в его запах, совместимость по химическому составу пота, феромоны и кое-что еще, гораздо менее эстетичное, чем написанная в книгах ложь. Любовь – это гормональный коктейль, создающий иллюзию счастья от одного прикосновения к любимому. Но бывают же ошибки в системе? И «совместимым» оказываешься только ты.
Жестокая биохимия.

…Наруто даже не раскрыл губ. Только почувствовав прикосновение языка Саске, крепко-накрепко стиснул зубы, будто был очень зол. Или в такой же мере напуган. Весь напрягся, замер в той позе, в какой друг «поймал» его. Не расслабился через минуту-другую, не начал «робко, несмело» отвечать на поцелуй. И в эту секунду Саске был прочти счастлив, что не видит. Потому что где-то в глубине синевы глаз Наруто – он знал – колыхалось непонимание и крохотная ядовитая капля отвращения.
Оттолкнувшись от широкого подоконника, Саске двинулся против легкого сквозняка, холодящего ноги. Двери на лестничную клетку раскрыты настежь; под ногами вместо линолеума - грубый кафель. Медленно, не отрывая от лестницы руки, Учиха начал спускаться. Сзади оставался второй этаж больницы, двадцать восьмая палата Узумаки Наруто и одна досадная ошибка его старого друга.

Как-то быстро и скомкано все закончилось…
Впрочем, разве что начиналось?

To be continued

 

@темы: заморожен, НаруСасу, Слепой, фанфики, Naruto, R, драма

---

Слепой

Желтый

Любимых часто сравнивают с солнцем. Это очень распространенная метафора, часто в романтических книжонках используемая…
Почему солнце? Кажется, здесь все предельно ясно. Теплое, как руки любимого, освещающее твою жизнь, каждый ее день, озаряющее твой путь. Вместе с тобой ложится спать, вместе с тобой встает. Твое солнце.
Но разве к солнцу можно прикоснуться? К любимому можно.
А к солнцу?
Нет.
Протянешь руку - пальцы почувствуют лишь тепло лучей светила. Подпрыгнешь, а оно все так же бесконечно далеко. Любимый принадлежит только тебе, а солнце – всем. И светит оно для всех одинаково. И каждому кажется – лишь для него.
Определенно, глупое сравнение.

Если, конечно, у вас взаимная любовь…

Саске сидел, откинув голову на спинку громоздкого гостиного дивана, и вслушивался в мелодичный голос своего солнца. Частенько останавливаясь на половине предложения и перетекая в совершенно иное русло, Наруто увлеченно рассказывал другу о сегодняшней миссии, о враге и битвах, о своих впечатлениях. Его голос звучал, вырываясь из привычной слепому темноты, какой-то фантастической музыкой; он был похож то ли на скрипку, то ли на флейту, и представлялся Саске как золотое сияние – то, что видится нам на горизонте моря и заходящего солнца. Он не позволял ни на секунду отвлечься: темп, ритм, выразительность его речи, никогда не остающиеся константными, заставляли поневоле слушать даже нудный опус несостоявшегося литератора. Или это все выдумал сам для себя Саске? «Просто идеализация самого близкого человека. Просто очередная несущественная ложь…». Рядом послышалась загадочная возня, и секундой спустя идеализированный субъект переместился поближе к другу.
- Ты меня слушаешь, Саске? – Недовольно, что, впрочем, мелодичность голоса не испортило, поинтересовался он у Учихи.
- Слушаю. – Отозвался тот, смутно ощущая на коже щеки сопение Узумаки: Наруто обычно выражал свое дурное настроение не иначе как при помощи гримас, вздохов и охов и прочих детских приемов. Саске повторил для большей убедительности. – Слушаю.
- Смотри мне… - Тоном строгого наставника погрозил товарищ, а затем решил проявить особо героическую (особенно для себя) заботу. – Ты голоден?
Саске усмехнулся и поинтересовался, как, в случае ответа утвердительного, Наруто сможет это исправить.
Ответ Узумаки был прост и предсказуем.
- При помощи рамена.
- Я, пожалуй, предпочту голодную смерть.
- Ну и фиг с тобой! – Характерное дуновение воздуха где-то рядом с Саске означало, что только что на него обреченно махнули рукой. Однако почти сразу же вслед за этим послышалось весьма заинтересованное. – Слушай, а что ты вообще ешь?
- Еду.- Продолжил утонченные издевательства Учиха.
- Черт, Саске! Я не это имел в виду. - Узумаки заелозил на диване и даже предпринял несколько попыток оскорблено пересесть от Саске в кресло. – Я спрашивал, как ты готовишь, все такое… ну с твоими-то делами.
- С моими-то делами – это со слепотой? Говори как есть. А еду мне обычно Сакура приносит. Странно, что ты не знаешь.
Или, может, вполне нормально. С его-то делами…
- Сакура… - Вдохновенно повторил Узумаки, смакуя имя девушки по слогам. – Сакура-чан тебе готовит? А вкусно? И кормит она тебя тоже? – Вопросы посыпались на Учиху как снег с голых веток зимнего дерева, когда его тормошишь рукой.
Саске недовольно поморщился, но постарался ответить на все вопросы без исключения. Это было довольно непросто, с учетом того, что на каждый его ответ у Наруто находилось порядком шесть-семь новых вопросов. Наконец, Узумаки успокоился, и его речь вновь полилась тихой мелодичной музыкой, окрашивая темноту Саске в цвет солнца.
Неожиданно золотые струны голоса дрогнули.
- Сакура-чан… она тебя, наверное, действительно очень любит. – Произнес он и, судя по услышанному Саске шороху, завозился на месте.
Ревность. Он ревновал. Никогда раньше Учиха не слышал таких грязных эмоций в его голосе: то ли от того, что не слушал по-настоящему, а, может, от того, что до слепоты слух его не был настолько тонок и внимателен к спрятанным в звуках чувствам. А теперь, услышав, Саске, судорожно сглатывая подкатившийся к горлу ком слюны, вспоминал, как в детстве Сакура раз за разом отвергала попытки ухаживания его приятеля самым грубым образом, хамила ему и демонстративно цеплялась к Учихе. Раньше Саске казалось, что любовь Наруто – прихоть маленького глупого мальчишки, и от того ему не больно слышать все эти отказы. Что Узумаки просто вбил себе в голову – нужно кого-то любить. Вот и любил, пытаясь добиться взаимности лишь из упрямства. А вдруг Саске ошибся? Ведь нельзя любить ненастоящей любовью так много лет…
- …очень любит. – С нежностью, адресованной подруге, и грустью, появившейся благодаря Саске, повторил Наруто и, в чем почему-то был совершенно уверен слепой, улыбнулся. – Здорово, правда? - золотой голос потускнел; рядом снова усиленно завозились. – Ты поцелуй ее. Поцелуешь?
Саске молчал. Вдруг захотелось, чтобы человек, которого он втайне ждал все это время, исчез также неожиданно, как и появился. Чтобы не разрывал на клочки душу этими «дружескими советами» и своей неловко спрятанной болью. Но тот и не думал исчезать. Неуместные вопросы продолжались.
- Она нравится тебе?
«Замолчи, черт тебя подери!» - хотел выкрикнуть Саске, но произнес почему-то другое:
- Не знаю.
Это было ложью. Он быстро поправился: «Нет. Совсем нет». Наруто задумчиво хмыкнул и пересел чуть дальше от Учихи.
- Ты дурак. Она хорошая. – Просто сказал он, и Саске, как ни старался, ни капли радости или удовлетворения от исчезнувшей конкуренции не смог услышать в его словах.
-Может быть… - Согласился. – Но ведь сердцу не прикажешь. Особенно если у тебя нет сердца.
Наруто всполошился почти сию же минуту.
- Ты кретин! – Существенно новая характеристика. – Оно у всех есть. – Теплая ладонь легла Учихе под сердце. Золотой голос звучал счастливо и как никогда ярко, словно юноша только что свершил некое великое открытие. – Вот, чувствую, стучит!
Саске усмехнулся и попытался оттолкнуть руку друга. Рука была послушно заменена растрепанной головой: теперь Наруто внимательно прислушивался к неопровержимым доказательствам того, что Саске способен на чувства.
- Это не то сердце... – Осторожно заметил Учиха, в неуверенном жесте опуская руку на оказавшиеся неожиданно мягкими локоны. – Я выражался фигурально.
- Как-как ты выражался? – Поинтересовались у него снизу. – То, не то… сердце, оно вообще одно у человека. И если бьется, значит, ты чувствуешь. А если не чувствуешь, значит, ты помер. Вот и все.
С каждым словом его голос становился все тише: как будто он засыпал, положив голову Саске на грудь. Все также его слова золотом окрашивали мрак слепого, но теперь тот говорил себе, что это всего лишь ассоциация, одна из тех, на которых теперь практически полностью строилось его представление о внешнем мире. Золотые волосы – золотой голос. Все очень просто. Мышление человека от природы образно, а представление – ассоциативно. Остальное люди выдумали сами. И голос не может согревать, это же просто колебание частиц воздуха. Его индивидуальная окраска зависит от толщины голосовых складок и строения резонаторных полостей1. И только благодаря образам и ассоциациям, что порою играют против нас, мы называем чей-то голос «холодным», а чей-то – «теплым», «сладким», а иногда и «солнечным». Как будто у голоса может быть что-то общее с солнцем…
Саске чувствовал, как откуда-то изнизу поднимается по его венам досада. Обжигает, заставляет шумно выдыхать. Не спасали даже мудрено-циничные мысли о бесконечной человеческой нужде в награждении красивым эпитетом того или иного явления – в сущности, приземленного, пустого. Наруто ведь был прав. У кого есть сердце, кто живой – тот чувствует, как телом, так и душою. И нет такой «травмы детства», которая могла бы превратить нас в неподступные глыбы льда. Пока с нами ясный разум, с нами и чувства. До последнего удара сердца.
В дверь постучали.
«Сакура…»
Саске с неохотой убрал руку с головы Наруто, позволяя тому вскочить с дивана и направиться в сторону прихожей, еще из комнаты задавая хозяйский вопрос «Кто там?». Он, наверное, глупо заулыбался, как всегда, только увидев девушку. «Привет» - и Сакура идет прямиком в гостиную комнату, где, опустив затылок на старую диванную подушку, ждет ее слепой. Шуршание: она опускает пакет с едой и лекарствами на низкий журнальный столик; Наруто вертится рядом. Тишина: она, наверное, смотрит на Саске. Так и есть - пошуршав пакетом, она тихо говорит:
- Ты выглядишь усталым. – И добавляет в шутку. – Наруто, ты уже успел его достать?

* * *

Через месяц с тех пор, как ослеп, Саске без труда мог осилить несколько страниц крупным шрифтом за пятнадцать минут. Поистине превосходный результат, если верить Цунаде. И совершенно неудовлетворительный, если верить Учихе. Его пальцы спешно двигались по бумаге, сосредоточено хмурились брови: его целью было догнать по скорости чтения зрячего человека, но то вряд ли было возможным. Приходилось останавливаться на рельефе символа – каждого – чтобы узнать в маленьких точечках, сливающихся в линию знака, цифру или иероглиф. Саске часто ошибался сперва, будучи слишком торопливым, и из-за того смысл фраз, а то и предложений полностью искажался, порою доходя до абсурда. Сейчас такого не случалось, но все же размусоливание одной страницы на семь-восемь минут казалось постыдным.
Хотя это был неплохой способ скоротать вечера.

Пустые листы книги таили в себе чужие мысли. Зачем-то склонившись над белеющими в сумеречном мраке страницами, Саске читал…
«Когда-то давно один мудрец предсказал, что наступит день, и вся вода земли исчезнет. И на смену ей придет другая вода, но всякий, кто будет пить ее, сойдет с ума. Потому повелел он людям запасать старую воду и пить только ее. Но люди не послушали мудреца. И только один человек стал запасать старую воду... И настал тот день: все реки, озера, колодцы опустели. Человек, который поверил мудрецу, стал пить старую воду. А после того, как все водоемы наполнились снова, люди, обезумившие от жажды, стали пить новую воду и сошли с ума. Тот, поверивший мудрецу, так и пил старую воду и не потерял рассудок. Но остальные, глядя на него, шептали: «Он безумен». И тогда этот человек вылил всю свою старую воду, выпил новую и потерял разум. А люди решили, что он обрел его…»

Легкий ветерок прорвался в приоткрытую форточку, принося с собою мелодию улицы и радостное восклицание нежданного гостя.
- О, опять эта чудо-книга!
В этом голосе, даже после долгой и, как видно, неудачной психотерапии, оставшемся для Саске «теплым» и «солнечным», слепой узнал Наруто.
Послышался стук и сопенье: гость забрался в окно и спрыгнул с подоконника на пол. Затем, пару раз ударившись обо что-то, откликнувшееся на сей неловкий жест глухим скрипом, товарищ добрался до сидящего в глубоком кресле Саске и замер, не переставая оглашать тишину комнаты сопеньем, очень напоминающем собачье.
- Зачем ты пришел? – Начал беседу со стандартных вопросов Учиха.
Наруто шмурыгнул носом, раскрывая другу тайну столь нечеловечьих звуков, оглашающих комнату ранее, и не ответил ничего.
- А… Заразить меня своей простудой? Понятно. – Наруто шмурыгнул еще раз: более жалостливо. - Мне казалось, ты непробиваем для любого вируса.
- Просто миссия была в стране Железа2. Ты же помнишь, там снег, холодно.
Снег и холод в представлении Узумаки находились в неразрывной связи. Саске усмехнулся. А в голову без спроса полезли воспоминания. Правда, далеко не снег запомнил он в вечно-холодной стране. Впрочем, никогда тему прошлого они с Наруто не затрагивали в разговорах: как до травмы Учихи, когда они и не говорили-то толком, так и теперь. Словно следуя негласному договору, молчали каждый раз, когда речь заходила о временах отступничества Саске. Узумаки намеренно обходил эту тему стороной, полагая, что любые его слова о прошлом прозвучат как укор. И молчал. Но в его молчании Саске слышалось куда больше обвинений.
- Так… - он неловко увел тему в сторону, – что читаешь?
- Это?.. – Учиха закрыл книгу. – Сдается мне, тебе не понравится.
- Почему еще? Дай посмотреть!
- Ну, для начала надо будет думать. Ты уверен, что справишься с этой задачей?
Наруто взбудоражился и со злости пнул ногой кресло.
- Козлина… - Адресовал он Учихе.
- Так теперь называется человек, который говорит правду?
- Нет, так называется козлина! – И Наруто пнул кресло еще разок, а затем практически вырвал из рук Саске книгу.- Сейчас-сейчас… - Настоятельно обещал нечто непонятное другу он, с раздражающим шуршанием перелистывая страницы.- Черт. – Послышалось разочарованное через минуту-другую, и Узумаки присел на подлокотник кресла.
- Собираешься почитать мне вслух? – Лицо Саске озарила насмешливая улыбка. С подлокотника до него донеслись недовольные причмокивания и еще какие-то уникальные узумаковские звуки, а затем книга оказалась втиснута обратно в его руки.
- Как ты вообще это делаешь, не понимаю…- Жалостливо протянул Наруто, скатываясь со своего импровизированного сиденья: Саске вынужден был вжаться в один из углов ранее просторного кресла, потесняемый своим незваным гостем. «Ни и что он всегда стремится к этой женской близости… - раздраженно думал слепой, ощущая, как по-домашнему Узумаки размешается в его кресле с ногами, - он бы еще мне на коленки сел. Со всеми, без разбору, ведет себя…» - На этой мысли Саске осекся, чувствуя, что вот-вот заговорит словами старой подруги-ревности. Дело не в том, как много тепла нужно этому мальчику, мечтающему о лишенном всякой ласки будущем Хокаге. Дело в том, что Саске не единственный, от кого он желает получить это тепло. Люди считают себя уникальными и мечтают стать таковыми для как можно большего числа окружающих. Чувство собственничества, а за ним и ревность, зависть, ненависть – все возникает из этого заблуждения. И подобно тому, что эмоции были уделом всех людей, ложное чувство уникальности также было признаком вида «Человек Разумный». Достаточно разумный, чтобы осознавать себя, но не достаточно разумный, чтобы понимать свою посредственность.
«Ты получил то, что заслужил», - так говорил себя раньше Учиха. И все было просто: никакой досады от прихода Сакуры, никакой ревности и ядовитой злобы не было. Но теперь, когда Наруто каждый день мучил и одновременно радовал его своими посещениями, иллюзия рушилась, и хотелось чего-то иного. Еще сам не понимая толком своих желаний, Саске чувствовал, что ему нужно безраздельное внимание Наруто.
А ведь раньше ему не требовалось ничего: просто будь рядом, старый друг.

«Людей так легко избаловать…»

Наруто, кажется, нашел где-то среди многочисленных точек-бугорков «су»3 и в данный момент хвалил себя в связи с этим. Затем он обратился к Саске с просьбой похвалить его также, и, хоть «су» Узумаки явно примерещилась, Саске выполнил его просьбу с особым рвением: под конец потрепал «ученика» по лохматой голове.
- А знаешь, - немного растерянно после неожиданного жеста Учихи проговорил тот,- вот это чтение… ну, то есть сам способ… это как будто ты все-таки видишь. Руками. Верно?
Саске промолчал. Наруто говорил так, словно пытался его утешить. Или извиниться. Но и то, и то было лишним.
- Я имею в виду… ты хоть и потерял зрение, но ты все еще можешь видеть.
Учиха фыркнул.
- Я могу видеть, это так. Все, что осязаемо; все, что звучит. Я могу видеть только форму, текстуру, размер, удаленность, определяемую по звуку… - Он запнулся: перечисление казалось бесконечным. – Чтоб тебя… это только на словах много. Я не могу увидеть главного. Для меня есть только один цвет. 90 процентов информации человек получает с помощью зрения, делай вывод: я получаю лишь десятую ее часть. Вот сейчас… я не могу увидеть твое лицо.
- Это так важно?
- А тебе не важно видеть того, кто рядом с тобой?
Наруто тихо рассмеялся.
- Ты такой мастер, Саске, на выдумывание проблем! Разве ж я не осязаем?
И он схватил его за руку.
Саске ничего толком не понял, как его ладонь уже легла на шероховатую мягкую кожу. Казалось, ее тепло перетекало к слепому, как тепло от костра течет по замерзшим пальцам греющихся вокруг него путников. Рука Наруто исчезла с ладони Учихи, и Саске почувствовал, как заходили мимические мышцы под кожей: невидимый собеседник широко улыбался; и в унисон ему улыбнулся слепой. Его пальцы соскользнули вниз, прошлись по губе, опустились на подбородок. Наруто немного приподнял голову, безропотно позволяя другу провести ладонью по шее, затем вверх, пропуская через пальцы мягкие, как у ребенка, пряди волос. Так, сантиметр за сантиметром, Саске глядел на него - внимательно, долго, нежно как никогда.
- Теперь понимаешь?.. - немного хрипло и совсем тихо спросил ненужное Наруто, легонько подаваясь вперед, к другу.
Ему не ответили. Руки, до того медленные, ласковые, внезапно торопливо сомкнулись полукольцом на его лбу. В сгустившейся темноте брови Саске нахмурились, растерянный голос шепнул:
- Почему ты такой горячий?
Наруто как-то виновато засмеялся и пробормотал: «извращенец».
- Не до шуток! – Оборвал его Учиха. – У тебя жар.

_______________________________________
Примечания к главе «Желтый»:
1. Резонаторные полости – гайморовы, лобные, решетчатые и основные пазухи, по своему размеру и строению уникальные у каждого человека. Они и глотка (ее размер), а также эластичность и толщина голосовых складок отвечают за тембр, индивидуальную окраску голоса. Из трех характеристик голоса (тембр, громкость, высота) тембр менее всего поддается изменению.
2. Страна, где проходило собрание пяти Каге. Более-менее подробно о ней рассказывается в 456 главе манги.
3. Иероглиф.



 

@темы: заморожен, НаруСасу, Слепой, фанфики, Naruto, R, драма

---

Слепой

Фиолетовый

- Материальный ущерб – ноль, жалобы – отсутствуют, сроки соблюдены… Наруто, у меня сегодня такое приятное впечатление складывается, будто ты вообще не был на миссии! – Цунаде оторвалась от изучения отчетного листа и с улыбкой воззрилась на Узумаки.
Наруто обнажил зубы в дружелюбной улыбочке в ответ.
- Если не я, кто, по-вашему, был там круче всех? – Поинтересовался он, пребывая в уверенности, будто поддерживает шутливый тон беседы.
- Сай. – Отрезала Пятая Хокаге, оставляя право решать – всерьез она или же тоже шутит – за Узумаки.
Сай начал ходить вместе с Наруто и Сакурой на миссии примерно неделю назад, когда стало ясно, что третий член седьмой команды непригоден к любым боевым действиям и это не исправить ни усиленным лечением, ни временем. По сути, он был непригоден к любой работе и даже к самостоятельной жизни.
Отведя детальному изучению отчета еще некоторое время, Цунаде отложила сию, выражаясь ее же словами, «писанину» в сторону и с наигранной усталостью, призванной внушить посетителям необходимость в скорейшем их испарении из комнаты, откинулась на спинку кресла, а через некоторое время поинтересовалась у Шизуне:
- Они еще здесь стоят?
- Да.
Цунаде с мученическим видом схватилась за голову и едва слышно застонала.
- Скажи Сакуре, чтобы пошла и купила своей любимой наставнице бутылочку целительного напитка.
Шизуне осуждающе закатила глаза и передала слова Пятой Харуно, хотя для этого едва ли существовала необходимость, потому что девушка вместе с двумя своими товарищами стояла напротив стола Хокаге и при всем желании не могла не услышать ее последней реплики. Вслед за этим с использованием не менее подозрительного предлога в сказочные дали был отослан Сай.
- Кто-нибудь еще остался здесь? – Страдальчески вопросила у своей помощницы Цунаде, которая все это время старательно изображала из себя женщину морально и физически изможденную, а потому глаза открывать попросту не имела права.
- Наруто. – Отозвалась та.
- Наруто! – Повторила Пятая, убирая с прикрытых век ладонь и окидывая вышеупомянутого субъекта внимательным взглядом. – Наруто… - Задумчиво повторила она и, прежде чем Узумаки успел как-либо прокомментировать столь частое и бесполезное использование своего имени, спросила. – Не хочешь составить мне компанию?
Воспитываемый в основном великим жабьим аморалом – Джираей-сама, Наруто тут же заподозрил в вопросе некую подоплеку и поинтересовался очень осторожно:
- Компанию…в чем?
Ответ Цунаде заставил его невероятно быстро позабыть о своих предположениях.
- В путешествии на дом к твоему другу, Учихе Саске.
Саске…
Наруто неосознанно нахмурился, опуская взгляд в пол. А когда понял, как четко видны все его мысли благодаря невербальному5 поведению, резко выпрямился и как можно проще и увереннее взглянул в глаза Пятой. Правда, то было уже поздно. Она поняла, что он попытается избежать разговора о Саске, а ради освобождения себя от обязанности посещения бывшего товарища пойдет даже на жалкую ложь.
Как давно он не видел Саске? Неделю, больше? Разве можно вот так просто придти к нему после этого теперь, когда спустя столько времени стало ясно, что Наруто не просто «не может навестить», а умышленно избегает встреч, попутно неумело оправдываясь (почему-то перед Сакурой) и давая несбыточные клятвы «как-нибудь заскочить» (почему-то Саю). Нет, так нельзя… «это невежливо и неправильно» - вот что думал Узумаки Наруто, решая, стоит ли принять предложение Пятой. Или, справедливее будет сказать «вот какие отговорки он находил»?
- Для чего вам… к нему?
В последнее время он заметил за собой странную особенность: называть Саске по имени не получалось; «он», «тот» - кто угодно, только не Учиха Саске. Так было проще.
- А сам как думаешь? Что может делать медик у больного? И лидер у подчиненного?
- Да ясное дело… - Вяло пробормотал Узумаки, с виноватый видом почесывая затылок.
- Цунаде-сама решила стать тифлопсихологом6 по совместительству. – С улыбкой заметила Шизуне, и обе женщины заливисто рассмеялись.
- Что это за слово такое страшное? – Вопросил Наруто, с непониманием поглядывая то на одну, то на другую.
Цунаде с подчеркнутой снисходительностью бросила ему «забудь» и спешно засобиралась к Учихе. Безмолвным приказом время ее сборов было отведено Наруто под раздумья. Наконец, взяв толстый старый свиток со стола, она вопросительно посмотрела на растерянного парня. Она была уже готова, он до сих пор не мог дать ответа.
- Наруто… - Окликнула женщина. – Ты идешь или остаешься?
Он неуверенно улыбнулся, глядя на ее, но ничего не произнес.
«Раньше выбирать было проще».

Сакура стояла возле широких дверей в резиденцию Хокаге и смотрела на товарища, сидящего на перилах ползущей вверх по грубым стенам здания лестницы, скосив глаза, не поворачивая головы – так, чтобы ее взгляд остался не замеченным, хотя в этом не было нужды: Наруто казался слишком занятым собственными размышлениями, чтобы замечать даже проходящих мимо шиноби, не то что стоящую поодаль девушку.
По пути сюда она повстречала Цунаде. Куда направлялась Пятая – то было известно Сакуре; каждые три дня Хокаге селения Скрытого листа тратила пару часов на визит одному из своих воинов. Хотя последнему казались лишними эти встречи, она все равно приходила. И Харуно, останавливаясь перед движущейся ей навстречу Хокаге, приободрилась, уже мысленно решая составить ей компанию, но Цунаде, кивнув ученице в знак приветствия, велела идти девушке прямо к резиденции. «К Шизуне-сан?» - «Нет, вовсе нет». Теперь, стоя перед дверями огромного красного здания, куноичи понимала, что ждет от нее Пятая Хокаге.

* * *

Теплые пальцы осторожно сжали его плечо.
- Смотри, Наруто... Когда сидишь с таким мудрым выражением лица, есть опасность и вправду начать думать.
Бодрый, пропитанный задором голос, едва заметно отдающий гнилью успокоительной лжи. Так обычно говорят, когда видят, как мало твердости осталось в том, к кому обращены эти слова, заодно внушая уверенность и самому себе.
Присев рядом с Наруто, вяло повернувшимся на ее голос, Сакура некоторое время провела в мучительной задумчивости, очень усиленно ею скрываемой, но все равно заметной, а после, поглядев в сторону притихшего друга, без предварительных лирических отступлений начала:
- Почему ты не пошел вместе с Цунаде-сама?
Узумаки заерзал на лестничных перилах и бросил:
- Не получилось…
- Не получилось? Что именно? Пройти пару кварталов до дома Саске?
Сакура говорила абсолютно спокойно – не с осуждающим негодованием, не с печалью; но почему-то Наруто так и слышался укор в ее словах.
Он промолчал. Это было ожидаемо.
- Ты боишься? - Тихо, почти неслышно произнесла девушка.
Это было правдой.
Поэтому Наруто поспешил опровергнуть ее слова.
Слепота как увечье, приобретенное во время боя… По сути, не такая уж ужасная психическая травма. Живут же те, которые были незрячи от рождения. Живут. Без тоски и роптаний. Саске даже мог бы считаться недостойным звания шиноби после того, как сдался перед своим врагом, слепотой.
Запинаясь и путаясь, Наруто изложил сей ход мыслей внимающей его речам подруге. И тут же почувствовал, как предательство Учихи превращается в ничто после его трусливых «оправданий».
Но Сакура снова ни одарила его ни словом упрека. Только, склонив голову, улыбнулась задумчиво, а потом заговорила.
- Знаешь, наверное, я сейчас негуманную, что ли, фразу озвучу, но слепым от рождения легче… Они не теряли, они не имели с самого начала. Им не надо привыкать к тому, что больше не придется видеть солнце, небо, зелень, различать в вечерней полутьме мрачные силуэты. Им, быть может, трудно так… даже не знать, что представляет из себя тот или иной цвет. Они же не видел, а как это расскажешь? Знаешь, однажды я говорила с таким вот, слепым от рождения ребенком. Он рассказал мне, как представляет красный… «Сегодня я видел во сне один цвет. Он был очень злой, он хотел сделать мне больно», - вот что я услышала от него. Простую аллегорию: красный – кровь – боль. Он мог построить ее, опираясь из рассказы семьи. Но он не видел. Ни один из бесконечного множества цветов, какими наделил нас свет. Он не терял. Когда у тебя что-то есть, а потом это забирают – больнее.
«Действительно, - согласился про себя Наруто, упорно сверля взглядом сухую землю под ногами, - это больно… я знаю. Саске потерял зрение, затем и волю. А без воли он – не он, и так я потерял его. Так что я понимаю. Все прекрасно понимаю, но не могу изменить ничего. Наверное, из-за этой своей потери и не могу. И даже если я нужен ему… и даже если один только я… у меня не получится придти туда, в его дом, чтобы быть с ним таким, как раньше. Чтобы вытягивать его из этой пропасти. Как не дать упасть, если падаешь сам? Это невозможно…»
Сакура внимательно смотрела на него в ожидание ответа, и он неуверенно бросил парочку фраз, в общих чертах повествующих о том, насколько доводы девушки правдивы и убедительны, и что он обязательно навестит Саске «как будет время». Это «как будет время» означало обычно «никогда». «Как будет время» - так говорим мы, отмахиваясь от неинтересных или неприятных нам дел, чтобы, в конце концов, либо забыть о них, либо создать иллюзию забвения. Уходя в сторону огромных ворот Конохи, Наруто, провожаемый осуждающими взглядами подруги, очень старательно создавал свою собственную иллюзию. Иллюзию благополучия, иллюзию спокойствия, иллюзию свободы от обязательств и иллюзию счастья.
«Это невозможно», - повторил он сам себе, проходя по главной улице Конохи. «Невозможно», - произнес полушепотом, с грустью глядя на уменьшившуюся резиденцию Хокаге. «Невозможно», - произнес снова и не сразу понял, что стоит возле знакомого дома, чей порог так боялся переступить.
Погрязая в раздумьях, он и сам не заметил, как пришел к Саске…
«Невозможно». Ведь раньше для него не существовало этого слова.

Когда он вошел, Саске сидел за прямоугольным кухонным столом, спиной к незваному гостю. Напротив него сидела Цунаде.
Саске обернулся не сразу. Только когда Пятая, улыбнувшись, шепнула ему «а вот и Наруто», словно маленькому ребенку, он, спокойно бросив в ответ «я знаю», повернулся к старому другу, и Узумаки с удивлением отметил, что в облике товарища нет ни следа той потерянности и испуга, обескураживших Наруто в их последнюю встречу. Что он ожидал увидеть? Почему облик Саске, неотрывно преследовавший его в течение этих двух недель, казался чем-то ужасным пугающим? Перед ним сидел абсолютно нормальный человек. Даже слепота – недуг, известный Наруто заранее – не читалась так явно в нем. Чувствуя по-детски радостное облегчение от этой, по сути, неявной перемены, Наруто направился к Учихе; обогнул стол, отмечая, что Саске поворачивает голову вслед его движениям, будто он зрячий и может следить за другом. Остановился.
На столе лежала книга, небрежно раскрытая на середине. На ней не было текста – скучно белели пустые листы; лишь присмотревшись, Наруто заметил крохотные точки-бугорки на поверхности бумаги. Они покрывали обе страницы.
- Что это? – Кивнув головой в сторону загадочной книжонки, вопросил Узумаки, с непониманием глядя на Хокаге.
За нее ответил Саске.
- Книга, адаптированная для слепых.
Поочередно Наруто бросил взгляды, полные смутных подозрений, на Учиху и таинственный объект на его столе.
- Ну… ясно. – Неуверенно изрек, наконец, он.
Цунаде расслабленно улыбнулась, откидываясь по давней привычке на несуществующую спинку кухонного табурета. Раздался недовольный вскрик, и нынешняя Хокаге на несколько мгновений оказалась очень близка к позорному падению на пол, чем окончательно развеяла неловкость, гложущую Узумаки с самого начало этой встречи.
«Все оказалось легко и просто», - думал он, провожая Пятую до двери и натянутыми улыбками отвечая на ее одобряющие улыбки. Все и вправду было легко и просто, пока он не вернулся на кухню к Саске, один.

«Зачем ты пришел?»
Наруто панически боялся этого вопроса. Зачем он пришел? Действительно, спустя столько времени не мешало бы и узнать, зачем он, «друг», сомневаясь в каждом своем шаге, волнуясь перед каждой репликой, пришел сюда, меньше всего этого желая. Саске был слепым, но почему-то Наруто он видел насквозь. Еще тогда, когда тот лишь задумывался над тем, имеет ли смысл навещать Учиху в больнице, Саске знал – он не придет. Когда Наруто пытался ободрить его и говорил «все в порядке», Саске чувствовал, как он боится. Наверное, и сейчас, в то время, когда Узумаки не сможет и связать двух слов, Учиха поймет, что пришел тот лишь из чувства вины. Но и этот обескураживающий вопрос, и холодный тон, в котором непременно будет говорить с ним Саске, и давящую тишину (потому что Наруто не сможет ничего ответить, а Учиха не будет ему помогать) – все это Узумаки заслужил. Он боялся неминуемого вопроса и смирно ждал.
Саске сидел некоторое время, не делая ничего, а затем взял в руки ту самую книгу, «адаптированную для слепых». Он не опускал взгляда на текст, так и продолжая смотреть незрячими глазами куда-то в стену кухонной комнаты, поверх плеча Узумаки, от чего последний чувствовал некий дискомфорт. Но Саске молчал. Не было никаких укоряющих вопросов. Не было даже некого подобия на беседу.
Подвергнув общий план их будущего разговора детальному анализу, Наруто первым нарушил тишину:
- Откуда ты узнал, что я спрашиваю о книге?
Саске ответил без предварительных раздумий.
- Все просто. Тебе больше не о чем было спрашивать.
- Да ну! - Узумаки недоверчиво фыркнул. – Я бы мог спросить о чем угодно. О столе там… о погоде.
Саске мягко улыбнулся одними уголками губ.
- Если ты начнешь спрашивать, что такое стол, тебя тоже освободят от миссий.
Наруто улыбнулся также – только широко, весело, как улыбался всегда.
- Это точно! - Он подошел к Учихе. Нагнулся, через его плечо снова заглядывая в книгу. Пальцы Саске медленно двигались сверху вниз по листу бумаги.
- А как ты ее читаешь? Просто гладишь и умнеешь, что ли? Это какое-то секретное дзюцу? – Засыпал разного рода догадками друга Узумаки.
Саске усмехнулся и предложил Наруто познать все на собственном опыте.
Когда тот сел, он взял его руку в свою и потянул ее к пустым страницам книги.
- Закрой глаза. – Предложил он, не убирая своей ладони с руки друга, хотя в том уже не было необходимости: последовав указанию Учихи, тот ясно почувствовал, как неразборчивые бугорки на бумаге принимают под его ладонью определенную форму.
- То, что ты сейчас чувствуешь – это иероглифы. – Пояснил Саске. – Их написание упрощено для более легкого распознавания незрячими. Хотя все равно требуется какое-то время, чтобы научиться читать руками.
- Здорово… - выдохнул Узумаки, не открывая глаз. Он повел рукой чуть левее, пальцы почувствовали переплет страниц. – Ты это понимаешь? Я ни фига там не разобрал. – И он засмеялся, как будто его неумение было очень забавной вещью. И Саске едва заметно сжал его руку в своей, как будто что-то значимое произошло за эти несколько минут.

* * *

Где-то спустя неделю после выписки из больницы он смог самостоятельно передвигаться по дому. Пророчества Пятой и ее помощницы насчет восстановления работоспособности вестибулярного аппарата оказались, вопреки всем прочим, правдивы. Он ходил, пускай медленно и неуверенно, все еще чувствуя привычную тошноту при каждом шаге и как сквозь подушку воспринимая звуки внешнего мира, но все же… он ходил сам. Через два дня, то ли с грустью, то ли с насмешкой понимая, что все его движения очень напоминают потуги малыша, только-только начавшего учиться самостоятельно справляться с такими важными нуждами как одевание, умывание и прочее, Саске с помощью сиделки приступил к повторному изучению курса «бытовая жизнь». С ним он справился быстро (хотя комментарий Сакуры по этому поводу «Ты все-таки гений» был явно лишний). А потом Цунаде, чьи посещения рассматривались Учихой как своеобразная милостыня, принесла эти книги…
Старые, потрепанные. Где она достала их? Книги о былинах, сказаниях – вымыслах Пяти великих стран. Здесь были и легенды о людях с силой, равной Богам, и о любви, побеждающей ненависть, и о героях, героях, героях… «Детские сказки» - так назвал их Учиха. После недавних событий он забыл или заверил себя в том, что не помнит, как много шиноби обладали силой, которую впору было сравнивать с божественной или дьявольской, как много героев принесли мир в их страну, не дав разгореться Четвертой войне, и как любовь в нем победила ненависть. Он читал эти «сказки», быть может, ради тренировки тактильного восприятия, а, может - и со скуки. Так прошли для него те самые две недели. Наруто он не ждал. Еще тогда, в больнице, он пообещал самому себе даже мысленно, неосознанно, не требовать ничего от этого человека, не надеется на его тепло и ни в чем не винить. Это получилось просто. Когда человек внушает самому себе: «что-то изменить невозможно», - он не слишком переживает и волнуется об этом; казавшиеся самыми сильными, яркие и будоражащие душу эмоции стынут. Это ложь, что люди не могут абстрагироваться от собственной боли. Могут – от любой, даже самой невыносимой. Надо только заставить себя поверить в то, что все идет как и должно идти, что все логично и правильно, а ты получил то, что заслужил. Когда так думаешь, несправедливость становится просто фактом.
Так упорно повторял себе Саске. И однажды ложь стала правдой. И ничего не осталось – никаких волнений, никакой боли, никакой досады. Разве только тоска… ненавязчивая, тихая, бесконечная. Она была фиолетового цвета. А потом в жизнь Учихи пришел другой цвет. Контрастный тоске, контрастный темени.




Примечания к первым трем главам:

1Снотворное.
2Вестибулярный аппарат – орган, отвечающий за ощущения человеком собственного тела в пространстве. Благодаря ему мы можем с закрытыми глазами точно определить, где находится любая конечность нашего тела, и передвигаться. Именно поэтому Шизуне просит Саске не передвигаться самостоятельно, а при встрече с Наруто в главе «Красный», Учиха промахивается, пытаясь схватить его за руку.
3Промежуточный мозг выполняет проводниковую функцию и отвечает за некоторые этапы работы эндокринной системы и вегетативной нервной системы (у него нет отделов, Шизуне попросту не вдается в детали).
4Один из способов введения обезболивающего. В этом случае препарат действует быстрее.
5Невербальное – выраженное при помощи поведения, мимики, жестов, внешнего вида – всего, кроме слов.
6Отрасль психологии, ориентированная на слепых.




 

@темы: заморожен, НаруСасу, Слепой, фанфики, Naruto, R, драма

---

Слепой

Черный

В первый раз его пробуждение выпало на ночь…
Темнота над ним, темнота слева и справа: видно окна палаты были полностью закрыты шторами - даже слабый лунный свет не мог потревожить его. Страшно болели глаза. По зрительным нервам боль бежала внутрь, вглубь: он отчетливо чувствовал, как она струиться подобно реке, распадающейся на множество притоков. Или подобно паутине.
Рядом с ним кто-то находился; тогда он не смог узнать ни одного из незнакомцев, ровно как и разобрать слова, ими произнесенные. Чьи-то осторожные руки прервали его слабую попытку сесть в постели – слава Богу: от малейшего движения боль, до этого слабо пульсирующая комочками в уголках глазниц, возрастала в десятки раз, еще глубже пуская свои ядовитые корни. Эти смутные воспоминания – все, что осталось в его голове после первого пробуждения. Он заснул, почувствовал ударивший в нос терпкий запах1 . Во второй раз его разбудило солнце. Но не яркий его свет, а теплые лучи. Саске нахмурил брови, снова ощущая знакомую занозу-боль; но теперь она была не так сильна и не помешала ему уловить слабое дуновенье воздуха слева от себя и понять, что рядом кто-то есть. Он открыл глаза…
Обычно при прямом взгляде на солнечный диск мир темнеет в наших глазах, потому что срабатывает безусловный рефлекс, приводя в действие защитный механизм: зрачок сужается, сперва слишком сильно, лишь после приспосабливаясь к освещению. Темнота Саске была не похожа на эту сиюминутную темноту: она была полной, она была везде, но почему-то сначала он подумал, что то лишь реакция на солнце, и, прищурившись, отвернулся от предполагаемого светила. Но мрак не рассеивался. Не ушел он и когда Саске моргнул, потом зажмурился, как малыш, увидевший перед собой чудо, но не смеющий поверить в него, и снова открыл глаза. Тьма не уходила. Он резко сел в постели, склонил голову над лежащей на одеяле рукой. Сжал пальцы, разжал, сжал снова. Бесполезно. Он не видел ничего.
Рука неизвестного легла ему на плечо и ласковый тихий голос, в котором Саске узнал Шизуне, произнес:
- Успокойся. Твоя слепота – не конченый случай. Цунаде-сама велела назначить операцию на день через сутки после твоего пробуждения. Она поможет.
Саске повернулся на голос.
Слова, звучавшие из черноты, рука на его плече, и сама Шизуне, тоже спрятанная где-то в глубине этого жуткого мрака… Саске чувствовал мягкость одеяла под своей ладонью – пожалуй, даже слишком четко; слышал голоса во дворе больницы – чересчур ясно, а вокруг была одна только темнота; оттого звуки казались ненастоящими, как и осязаемые им предметы. И Саске, не испугавшийся даже могучего Девятихвостого демона-лиса, почувствовал, как в душу закрадывается трусливый страх, рожденный этот теменью. К горлу подступила тошнота; Саске опустился обратно на подушку, рукой прикрывая незрячие глаза, хотя теперь в этом не было необходимости: опушены были его веки или нет – тьма была ему вечным спутником.
- Что случилось? – Совершенно спокойно, за что Учиха был благодарен ей, спросила Шизуне, подсаживаясь ближе. – Кружится голова?
- Тошнит. – Бросил Саске, а затем спешно оттолкнул руку куноичи, коснувшуюся его лба, и снова сел в постели. – Немного. В целом, все хорошо.
- Потерпи. – Донесся из черноты до него голос Шизуне. – Твой вестибулярный аппарат поврежден, так что это ожидаемо2. Если понадобится передвигаться, тебе поможет сиделка. Сам даже не пробуй. – Она помолчала немного, а после любезно спросила. – Нужно тебе сейчас что-нибудь?
- Да, - резко сказал Учиха, едва ли дав ей закончить, - мне нужно знать, что случилось.
Шизуне снова погрузилась в молчание, и лишь тихое шуршание ее кимоно говорило о том, что она все еще здесь. По привычке повернув голову в сторону собеседницы, Саске старательно вглядывался в темноту. Как хотелось бы сейчас увидеть ее лицо. Волнение на нем или спокойствие?
Наконец, она заговорила.
- Ты помнишь, как пытался остановить Девятихвостого, вырвавшегося из-за разрушенной печати? Сакура рассказала нам все... Когда ты предпринял первую, ставшую неудачной, попытку, у Лиса было уже семь хвостов. Восемь – на тот момент, когда ты попытался подавить его силу во второй раз. Да что я… не мне рассказывать о том, что случилось тогда, - Шизуне усмехнулась. Но как-то печально. –Восстановление печати потребовало слишком большого напряжения. Сосуды в твоих глазах лопнули, - слушая ее, Саке смутно вспомнил ощущение крови, скользящей по его щекам, подобно слезам, - а ты продолжал технику. Возможно, если бы ты остановился тогда, слепота оказалась бы единственным увечьем после боя. Теперь же, кроме дисфункции вестибулярного аппарата и повреждения зрительных нервов, у тебя нарушена работа некоторых отделов большого головного мозга. И промежуточного3. Не могу сказать точно, сколько времени займет лечение… - продолжила девушка, но Саске неожиданно перебил.
- Наруто и Сакура?
По сути, он уже знал, какой ответ получит. Если в жизни и существовал равноценный обмен, подобный природному, то заключался он в том, что боль кого-то одного окупляла благополучие другого.
- В порядке. – Послышалось в подтверждение его мыслям. – Ты молодец.
Он ничего не ответил. Только вздохнул – то ли облегченно, то ли устало, и закрыл глаза. По привычке.

Если бы кто-то спросил у Саске, что случилось в последние три дня, он бы ответил, должно быть: «не случилось ничего». Было это абсолютной ложью: на следующий же день после его пробуждения, как и обещала, Цунаде провела операцию, после его посетила Сакура, еще несколько команд, выпускников академии одного с Саске года (большинство из которых Учиха вспоминал очень долго и мучительно). Были и процедуры, и частые разговоры с Хокаге – словом, много чего, но вот только все это ничего не изменило и ни к чему не привело. Слепота оставалась с ним, как и неспособность передвигаться без посторонней помощи; его бессонница, рожденная бесконечной болью, которую не в силах были заглушить даже самые мощные препараты, становилась уже привычной. С каждый прожитым днем перед ним все яснее представал тот факт, что недуг неизлечим, и ему остается лишь смириться с тем, что до конца жизни он будет видеть только черный цвет. А слепота влекла за собой ненужную противную жалость – она уже так и мелькала в словах, к нему обращенных; слепота означала также полную непригодность как шиноби – потому что даже при упорном труде калеку невозможно сделать тем, кем он при абсолютно таких же усилиях мог бы стать, будучи здоровым. Но больше всего в своем недуге Саске ненавидел даже не это. Он сильно его боялся и точно знал, что оно придет к нему – вынужденное одиночество. Он боялся остаться один в этой темени, никому не нужный из-за своей беспомощности.
Еще одно четкое воспоминание об этих трех днях – он ждал Наруто… Почему? Он не знал. Может, от безысходности. Может, из-за так и не признанной им самим привязанности. Он твердо верил в то, что только лишь скрипнет дверь его палаты, и раздастся звонкий радостный голос старого друга, темнота, окутавшая его, рассеется под желтыми солнечными лучами, пускай и не видимыми для незрячих глаз, но озарившими его душу с приходом Наруто. Теперь, разговаривая с кем-либо или просто находясь с ним рядом, он всегда брал этого человека за руку – слепцу ничего не увидеть, но важно почувствовать тепло руки друга или незнакомца; пускай это не заменит взгляда в его глаза, но хотя бы вселит спокойствие. И взять за руку Наруто – теперь это так просто было сделать – очень хотелось Саске. Почему? Он не знал.
В день, когда его встреча с Узумаки, наконец, состоялась, Саске полегчало. Не так сильны были боли, практически не кружилась голова. Учиха помнил, как Цунаде зашла к нему и, проводя одну из тех процедур, которые за жалкие три дня успели опротиветь Саске до невозможности, неожиданно, без всяких вступлений сказала «твой друг очнулся». Она намеренно назвала Наруто «другом», хотя со стороны меньше всего они с Учихой походили на друзей. Саске молчал, взволнованный этой вестью, и в тот же момент ясно понял, что хочет увидеть Узумаки очень сильно, но еще сильнее боится, что тот узнает о его слепоте. Должно быть, глупо бояться того, что рано или поздно непременно случится, но Саске боялся. Он попросил Цунаде пока не пускать к нему Наруто, и она ушла, пообещав, что выполнит его просьбу. А вслед за этим, не прошло и пары минут с тех пор, как стали неуловимы для слуха Саске ее удаляющиеся шаги, дверь палаты открылась, очень осторожно, и вошел неизвестный.
- Кто это? – Спросил Учиха, уже и не поворачивая голову на шум – бесполезная привычка для слепого, а от бесполезного надо избавляться.
- Это я. – Донесся до Саске ответ.
Голос, который Учиха узнал бы, даже позабыв собственное имя.

Наруто боялся заглянуть ему в глаза.
Он пришел, он был рядом, он беспрекословно сжимал руку Саске в своей, и, не видя ничего, Учиха не мог с уверенностью сказать и объяснить почему, но каким-то шестым чувством ощущал страх Наруто. И когда его рука дрогнула, Саске понял, что не ошибся в этом предположении. Наруто не осветил его мрак, но мрак закрался и в душу Наруто. Волнение и тоска – все, что надеялся уничтожить с появлением друга Учиха, все это как из реки в океан перетекало из души Саске в душу Узумаки. Они сидели в молчании – холодном, чужом; и, хотя часто Учиха просиживал в полном одиночестве долгие больничные часы, впервые за все это время он назвал тогда свою темноту немой. А после Наруто ушел, бросив напоследок совсем неуверенное «все будет хорошо, вот увидишь», и Саске чуть было не ответил «уже не увижу, я же слепой». А, в сущности, довольно забавно получилось: первым отдалился от него человек, из-за которого Саске и получил свою травму, и который был для него всем, как бы рьяно ни отрицал этого Учиха. Он сжал в кулаке кончик одеяла и нервно прикусил губу, еще сильнее горбясь под навесом темноты. «Что ж, уходи», - зло прошептал, рисуя в памяти улыбающееся лицо Узумаки. Новый приступ боли, словно специально поджидавший окончания разговора, помешал повторить ему эти слова. Усмиренная болью физической, боль души отступила, и Саске пустыми незрячими глазами смотрел в больничный потолок, прислушиваясь к шумящему за окном ветру. Он вспомнил свое первое пробуждение – еще тогда, когда, не зная о слепоте, подумал, что просто проснулся ночью. На улице послышался мощный раскат грома, и Саске почему-то зацепился за мысль о том, что гром – звук молнии, а значит, она только что должна была сверкнуть блестящей змеей над деревней. Поразмышляв над отвлекающими от неприятных мыслей пустяками еще немного, он, сам того не заметив, погрузился в сон, и теперь его пробуждение всегда выпадало на ночь.

* * *

Очнулся от сладких грез Наруто в тот день исключительно благодаря грохоту, производимому неизвестным субъектом за дверью. Еще не до конца проснувшись, Узумаки имел счастье услышать от данного субъекта дикий крик «Эй, Наруто!» и несколько угроз, опасных, в основном, для двери, из чего можно было сделать вывод, что субъектом была Сакура.
- Наконец-то… - Пробурчала она, когда Наруто, осознав, чем чревато любое промедление с его стороны, открыл дверь. – А то я, было, подумала, что ты умер…
- Подумала? – На автомате переспросил Узумаки, несомненно, не подразумевая ничего для Сакуры уничижительного и неприятного, и тут же получил увесистую оплеуху.
- Ладно. – Также неожиданно как и взбесилась, успокоилась куноичи и примирительно предложила, обращаясь к уже малость потрепанному Узумаки. – Ну что, пошли?
С мученическим видом потирая пострадавшую в ходе общения с девушкой голову, Наруто поспешил выразить полное свое желание идти с Сакурой хоть на край света.
Но на этот раз они пошли в больницу…
К Саске, у которого Узумаки не был ни вчера, ни позавчера. К которому он пришел лишь раз, влекомый незнанием. И от которого так трусливо сбежал он, и с которым так глупо молчал.
Наруто уже не обманывал себя. Правда была проста: он боялся. Учиха всегда был для него образцом для подражания, идеалом, к которому следует стремиться, и который вынуждал его в те года, когда Саске был далеко, пытаться догнать друга – тратить всего себя на тренировки, чтобы стать равным ему. И теперь, когда человек, в силу которого Наруто свято верил, оказался сломлен увечьем, Узумаки испугался. Жалость, смятенье, привязанность и этот предательский страх смешались в его сердце, и Наруто не был уверен, что то светлое по отношению к Саске сможет перебороть всю темень его души.
Учиху они застали во время процедуры для него привычной. Судорожно облизывая сухие губы, Наруто с волнением смотрел, как тонкая игла шприца погружается в зрачок Саске4, как полноватая пожилая медсестра одной рукой вводит препарат, другой придерживая голову пациента, словно тот был не в состоянии удержать ее в горизонтальном положении сам.
- Ты чего? – Спросила шепотом Сакура, что, наверное, было излишним, потому как у Саске был отличный слух, еще более усовершенствовавшийся с потерей зрения.
- Ничего. – Отмахнулся сперва Узумаки – также шепотом, а затем неуверенно спросил. – Ему… больно?
- Нет-нет! – Поспешно заверила девушка. – Он почти ничего не чувствует.
Это немного приободрило Наруто, не говоря уже о том, что желание выкинуть из окна сиделку, бесцеремонно вцепившуюся в голову Саске да еще и какую-то гадость сующую ему в глаз, стало значительно слабее.
Учиха, должно быть, заметил Узумаки с Сакурой еще тогда, когда они переступили порог его палаты, потому как, стоило лишь медсестре оставить их в одиночестве, он первым произнес слова приветствия.
- Садитесь, - попросил он после того, как товарищи пролепетали в ответ нечто аналогичное. – Что вы там встали?..
Сакура поспешно исполнила желание Саске; опустился на один из стульев палаты и Наруто. Только вот место он выбрал наиболее от Учихи удаленное. Намеренно.
- Тебя скоро выпишут… - Начала девушка через несколько минут, когда стало ясно, что Учиха говорить не расположен, а Узумаки – и хочет, да не может связать и пары слов – только взгляды растерянные на друга бросает, совсем для слепца незаметные и отчетливо видные Харуно. – Цунаде-сама дала посмотреть мне твою историю болезни, и я поспешу обрадовать – координацию движений тебе восстановят. Скоро сможешь сам ходить.
- Ты меня, конечно, очень обрадовала. – Бесцветным голосом отозвался Саске.
Сакура растерянно замолчала.
Редкие лучи солнца пробивались сквозь прорехи бледно-серого покрывала облаков. Иногда они падали на постель Саске, с каждым разом все ближе и ближе подкрадываясь к покоящейся на одеяле молочно-белой руке. Наруто смотрел на лицо Учихи, и, хотя голова последнего была немного опущена, он снова мог видеть его глаза. Забавно, но сейчас, то ли из-за отрезвляющего дневного света, то ли от постепенного примирения Узумаки с фактом слепоты товарища, они не были такими пугающими, как показалось Наруто впервые. Устремив ласковый взгляд на друга, он старательно убеждал себя в том, что потеря зрения – не крест на деятельности шиноби, а в случае с Саске, таким сильным и стойким, так вообще просто мелочь. Пустяк, не заслуживающий такого тяжелого страха. Приободряя себя подобным образом, Узумаки настроился на крайне жизнерадостную волну и поспешил поделиться искусственно созданным счастьем с товарищами, для чего сперва покружил недолго по комнате, с завидным постоянством восклицая, какой сегодня был чудесный рамен в Ичираку, что посетили они с Сакурой перед походом в больницу, и как хорошо, что все относительно хорошо. После, очутившись возле друзей, Наруто бесцеремонно уселся на кровать, в ноги Учихи, и, положив руку на коленку последнего (что, по-видимому, должно было наделить безмерным узумаковским счастьем коленку), начал с очень умным видом нести полную чушь.
На том этапе чуши, когда неприятный осадок от начала разговора рассеялся, а напряженный все это время Саске начал потихоньку расслабляться (Узумаки мог поклясться в этом собственной головой, потому как руку с коленки друга так и не убрал), в кабинет, разрушая тщательно создаваемую Наруто иллюзию счастья, вошла Цунаде.
- Боюсь, мне придется вас потревожить. – Без всяких лирических отступлений начала она, встав напротив кровати Учихи в позу очень важной персоны.
- Хотите забрать Саске-куна на процедуру? – Робко предположила Сакура, впадая при виде грозной физиономии наставницы в состояние общей покорности.
- Тебе ли не знать, что между какими-либо процедурами должно пройти, как минимум, полчаса. – Отрезала та.- Я пришла поговорить с Саске.
Услышав предназначенные ему слова, Учиха кивнул, показывая, что готов слушать.
- Наруто, Сакура… вам придется оставить нас ненадолго, если, конечно, Саске не захочет обратного. – Обратилась к Харуно с Узумаки Пятая.
- Он захочет, чтобы мы остались! – Возмущенно выкрикнул Наруто
- Я хочу, чтобы они ушли…
… сперва Узумаки показалось, что он ослышался. «Что?» - Неверяще переспросил, вглядываясь в беспристрастное лицо Учихи, - «Нет, знаешь, я не пойду никуда! Мне не все равно, что с тобой!» - И, не дожидаясь ответа, демонстративно уселся по-турецки на постели Саске. С непреклонным видом сложил на груди руки, хотя в душе сам не свой был от охватившего его внезапно волнения. Цунаде строго посмотрела на него, надеясь, по всей видимости, подобно случаю с Сакурой, усмирить несговорчивого парня одним взглядом. И в ее глазах Наруто, сам того не желая, прочел: дурными будут озвученные Учихе через пару минут вести. Не хотелось оставлять его одного, еще сильнее хотелось сбежать от тяжелой правды, и, очень уверенно выглядевший внешне, Узумаки все сильнее сомневался в душе. Спасла Сакура. Молча положила руку ему на плечо, шепнула: «Ладно, перестань. Хватит», - и Наруто покорился ее мягкому голосу, но уходя, незаметно поглядывал на Саске, надеясь в чертах знакомого лица увидеть былую уверенность. Но видел лишь сомнение да страх, подобный своему.
Он тряхнул головою, пытаясь отогнать от сердца вернувшуюся неприязнь к слепцу. Кем для него становился Учиха? И кем становился он, отдаляясь от человека, получившего травму на всю жизнь только из-за него?

* * *

Он больше никогда не сможет видеть.
Забавно. Очень ожидаемый результат операции и усиленной терапии.
Саске сидел на краю больничной кровати, по давней привычке, вернувшейся к нему после недели, проведенной в изоляции от внешнего мира, переплетя пальцы в замок – словно находился перед мучительным выбором, хотя теперь самое время было сказать «выбирать уже не из чего». Выбирать следовало раньше – тогда, когда восьмихвостый зверь, рыча, стоял перед ним. Впрочем, вряд ли, даже понимая, чем обернется для него запрещенная техника, Саске отказался бы от нее. Иногда право выбора всего лишь иллюзия. Особенно, если на одной чаше весов жизнь самого близкого тебе человека… И Саске смирился с собственной слепотой, как с чем-то неизбежным. Потом – смирился с отчуждением Наруто, как с чем-то логичным. Он не хотел бороться, и темнота, что всегда стояла перед его глазами, словно почувствовав, как к ней привыкают, пустила корни глубоко в его сердце, чтобы остаться там навсегда.

@темы: заморожен, НаруСасу, Слепой, фанфики, Naruto, R, драма

---

Слепой

Слепой.

Цвета глазами незрячего (с)

У меня есть один секрет.
Он не очень оригинален, не особо удивителен и, по правде, даже глуп. Он заключается в том, что с двенадцати лет я ни разу не говорил правды. Я, быть может, признавал ее (редко), осуждал себя за ложь (еще реже), но факт остается фактом – откровений из моих уст ни слышал ни один человек с тех пор, как мне минуло двенадцать. И если вам будет интересно, кто оказался настолько дорог мне, что рядом с ним я предпочел не скрывать своих мыслей, я отвечу… Это был Узумаки Наруто, мой приставучий дурак-напарник; но дорог, во всяком случае, на тот момент, он мне не был, хотя я и признался тогда «ты стал мне лучшим другом» - и это как раз то, что ныне я склонен считать своей «последней» правдой. Я действительно не лукавил: с окончанием нашего первого серьезного задания мысленно я всегда называл его другом, и никогда – вслух. Кроме того единственного раза... Видимо, благодаря влиянию собственного братца, я просто что-то совсем не то понимал под словом дружба, если так легко смог завязать с Наруто смертельный бой. Так легко завязал, так тяжело вел и так и не сумел закончить. Слезы дождя капали на мои щеки; он проиграл – он лежал прямо передо мной, без сознания, и я легко мог завершить начатое. Я помню, как смотрел на его умиротворенное забытьем лицо, помню холод дождевых капель на своей коже, помню, как упал, подкошенный нежданной болью, сократив расстояния между нами до какого-то десятка сантиметров. Я смотрел на его закрытые глаза и не делал ничего. О чем я думал тогда? Вы, если хотите, можете дофантазировать что-нибудь от себя, а я ни думал ни о чем… Прошло не больше минуты, и я поднялся, напрягая иссякшие за битву силы. Я понял, что если не уйду сейчас, то просто упаду на землю, прямо здесь, рядом с ним. Стараясь не замечать пульсирующую боль, по всему телу пустившую свои корни от проклятой печати, я медленно направился к дремлющему старому лесу. Я ушел.
Прошел год. Два. Я был далеко от Конохи. Я был далеко от Наруто. Я ушел к человеку, от которого он пытался меня спасти. Я свернул на тропу, которая вела в противоположную сторону его дороги, но он не бросал попыток вернуть меня. И если бы мне потребовалось провести аллегорию, я бы сравнил их с тренировкой кунг-фу, одной из тех, в которых новичку предлагают разбить кулаком камень, и тот старается, раз за разом, разбивая в кровь руки, а камень не получает ни одной трещины. Так и Наруто. Только он разбивал свое сердце.
Время текло своим чередом. Наша жизнь была полна событий. После одного из таких казалось, что ты прожил без малого год, а прошло-то всего лишь несколько недель – настолько яркими они были. Но отнюдь не радостными. Нам минуло семнадцать лет. Камень, то ли от упорства новичка, то ли от собственной невеселой жизни, а может, и просто по воле случая – дал трещину. Я вернулся в деревню. Хотя на самом деле я вернулся к нему. Мы были нужны друг другу: с той только разницей, что ему кроме меня была нужна еще половина Конохи, а мне – только он; что он с радостью мог броситься в погоню за любым, свернувшим на кривую тропку, и пылко признаться ему в вечной дружбе, а я вот не мог; он с каждый в деревне умел найти общий язык, а мне и говорить-то ни с кем кроме него не хотелось. У него были все, а у меня – лишь он. И со временем это стало настолько явным, что, встречаясь с ним по утрам перед миссией (он почему-то приобрел привычку периодически «случайно» сталкиваться со мной где-то недалеко от моего дома), я почти ненавидел его за то, что так же просто он улыбается и всем остальным. И за то, что его привязанность ко мне немногим глубже привязанности к любому другому коноховцу.
В день, когда навсегда изменилась наша жизнь, нещадно жгло солнце. Парило, а на небе – ни облачка, но ясным казалось, что к вечеру непременно пойдет дождь. Был август, двадцать шестое число. Я это точно помню, потому что больше ни разу не довелось мне прочесть дату на настенном календаре.

Красный

- Боже… Господи… Нет, серьезно, за что? За что нужно так издеваться над невиннейшим человеком? – Раздавался в листве рощи крайне опечаленный голос.
- Прекрати ныть! Да, жарко. Да, душно! Мы и так уже свернули с главной дороги в лес, а ты все никак не закроешься. Что тебе еще надо? – Возмутился второй, без сомнения, принадлежавший девушке голос.
- Ну… какую-нибудь там лужицу… - Пожелал первый голос.
- Дурак. – Отрезал второй.
Они шли около трех часов – пустяки для шиноби, пускай и по необыкновенно сильной жаре, но Наруто успел вымотаться так, словно эти три часа они без остановки бежали и вовсе не по земле в лесу, а по раскаленному песку в пустыне. Он раскраснелся от духоты, и по его вискам скользили крохотные капельки пота. На первый взгляд могло показаться, что у него был жар, но сам Наруто до последнего отстаивал теорию с духотой и, не переставая при этом жаловаться, упрямо отвергал всякие попытки Сакуры потрогать ему лоб, что было крайне подозрительно, потому как в обычной ситуации от такого счастья Узумаки бы вряд ли отказался. Спустя полтора часа подобного передвижения седьмая команда наткнулась на творение Господне – небольшой прудик, уже начавший потихоньку претерпевать превращение в болото, о чем красноречиво говорили сгустки зеленой тины, прибившиеся к берегам. Блеск воды за ветвями деревьев подействовал на Наруто подобно кофеину, и в следующий миг он помчался к живительной влаге на всех парах, словно и не изнывал только что от жары.
- Господи, черт тебя подери! – Выкрикивал крайне странные пожелания Всевышнему он, в спешке скидывая с себя неизменный черно-оранжевый костюм и водолазку-«сетку», что оказалась под вышеупомянутым предметом одежды и которую, откровенно говоря, Учиха видел впервые. – Да! Да! – Огласил напоследок лес парочкой вскриков он и резво бросился в воду.
- Ничего себе… - Недовольно и при этом неожиданно для себя тихо пробормотала Сакура, останавливаясь рядышком с Саске. – Это что за самодеятельность? У нас приказ – добраться до Чайной страны к определенному сроку. Мы не можем задерживаться… - И девушка неуверенно глянула на Учиху: вопреки своим словам она явно не возражала задержаться.
- Думаю, ничего не случиться, если мы сделаем привал на полчаса. – Смирился тот.
Оставшись для виду недовольной, Сакура кивнула. Привал состоялся.
Прикрыв глаза, Саске сидел, облокотившись на грубый ствол ивы, и рассеянно вслушивался в доносившиеся откуда-то с отмели, где Сакура пыталась охладить свои изможденные прогулкой по жаре стопы, отрывки разговора товарищей. Наруто, кажется, склонял девушку окунуться целиком, на что Харуно строго напоминала, что у нее нет купальника, а Наруто – убеждал ее, что будет плавать с закрытыми глазами все время, пока Сакура будет находиться в воде. Далее разговор перекидывался в сторону Саске, но усыпляемый духотой Учиха более вслушиваться в болтовню не стал. Жара действительно стояла неописуемая, и прохлада пруда не спасала, хотя Саске и сидел у самой каемки воды. Он дремал: этой ночью так и не довелось ему забыться во сне, и теперь хождения по жаре казались в большей степени утомительными. Где-то на том этапе дремоты, когда для людей смешиваются реальность и грезы, уединение Саске нарушили чьи-то цепкие руки. Руки были грубые, мозолистые и сильные. Они схватили Учиху за ноги и одним мощным рывком стащили в пруд; в носоглотку и уши тут же хлынула прохладная вода, и Саске не имел никакого другого выхода, кроме как очнуться. Сперва поплескавшись немного в непонятках на мелководье, он вскочил, озлобленный тем достоверным фактом, что над ним гнусно подшутили. Рядом стоял Узумаки. Смеялся. «Наруто, детство в пятой точке заиграло?!» - Завопила издалека Сакура, но от повторного столкновения в воду Саске это не спасло. Мысленно обозначив друга словами, для благородного шиноби непозволительными, Учиха во второй раз вскочил на ноги, во второй раз испепелил Узумаки разъяренным взглядом, но теперь одним этим не ограничился и, схватив напарника за лодыжки, вывел его из равновесия. Возня в воде (после недолгого пребывания в ней Наруто уже, правда, больше напоминающей грязную жижу), продлилась еще около пяти минут. Узумаки откровенно веселился, каким-то необъяснимым образом заражая весельем Сакуру и даже Саске. Казалось, от его прежней усталости не осталось и следа, только на щеках все еще краснел нездоровый румянец.
- Все! Все! - Саске, словно сдаваясь, приподнял руки. – Стоп, хватит. Сколько мы уже здесь? – Не дожидаясь ответа, он достал из кармана часы. – Сорок минут. Нет, больше…
- Пора. – Подвела за него итог Сакура, выбираясь на берег.
- Правда? – Наруто выразил неизбывную скорбь по этому поводу, отчаянно жестикулируя; затем он выразил радость того же масштаба в связи с тем, что их миссия носит «А» класс, и это, по его разумению, в самый раз для будущего Хокаге, и только после этого, наконец затихнув, направился к берегу. Саске шел следом, Сакура – впереди. Потому и падение Наруто заметил только Учиха. Что точно случилось, почему он, пошатнувшись, рухнул на колени, понять было невозможно, и сперва Саске с легкостью обвинил Узумаки в невнимательности, подумав, что тот просто споткнулся о подводный камень. Но когда Наруто при попытке встать снова, шатаясь, опустился в мутную воду, Саске почувствовал смутное волнение и, прикоснувшись к плечу Узумаки, осторожно приподнял за подбородок его голову. Наруто пытался отдышаться, затуманенными глазами глядя Учихе в лицо. Хмуро, словно не узнавая. Заметив, что парни не идут за ней, обернулась Сакура: сперва по привычке от нее послышалось недовольное «Эй, Наруто!», но заметив, как судорожно парень хватает ртом воздух, она осеклась. «Что с тобой?» - Тихо спросил Саске, но, оттолкнув его руку, Наруто быстро вскочил и, натягивая на себя улыбающуюся маску, призванную успокоить товарищей, заверил их, что все в порядке. Что то была маска – в этом можно было нисколько не сомневаться, потому что, как ни старался, Наруто не смог спрятать боли, и Сакура с Саске отчетливо видели, как хмурятся его брови, или как он порою прикусывает губу, отворачиваясь от них.
- Черт возьми, Наруто! – Харуно быстро вышла из себя, наблюдая сей спектакль одного актера. – Ты просто никудышный притворщик. Говори немедленно, плохо тебе? Говори, я же медик!
Последняя фраза была произнесена с нотками угрозы в голосе, но Наруто, привыкший реагировать на подобного рода заявления нытьем «Сакура-ча-а-а-н!», только улыбнулся – совсем не как раньше - устало; и сказал:
- Серьезно, ребята, я в порядке. Ну, может, слегка голова кружится, ну и что? У нас миссия, помните? А я к вечеру буду в норме.

Он ошибся. Проходили часы, двигались в сторону Чайной страны шиноби седьмой команды, и боль Наруто только усиливалась, только сильнее кружилась голова, мутнело сознание. К девяти часам прошел ливень, прибилась к земле пыль, посвежел воздух, а ему все никак не становилось легче. Он уже не мог скрывать лихорадку от товарищей, еще через час не смог даже идти. Разбили палатку, так и не добравшись до деревни. В сумеречную прохладу погрузился лес. В забытье – Наруто.

- Саске-кун?
Тихий голос окликнул его. Обернувшись, Саске столкнулся с напуганными зелеными глазами девушки.
«Надо же. Ты все еще пугаешься, когда кто-то из нас оказывается сломлен раной или болезнью. Это так мило. И так не по-взрослому».
- Саске-кун, - повторила она, на секунду метнув взгляд назад, в сторону палатки, где лежал Узумаки, - я не могу понять, что с ним. Все симптомы – лихорадка, но причину не могу увидеть, как ни стараюсь. Я уже ввела ему сыворотку. Полчаса назад. И, для катализации ее действия – еще один препарат. Но ничего не происходит. Ничего не меняется.
Учиха помолчал, ожидая, что она скажет еще что-то, но Сакура тоже молчала – она действительно была сбита с толку, не годны или недостаточно совершенны оказались все ее медицинские навыки; она ничего не могла сделать – как тогда, в детстве, а потому только взращивала в душе волнение: Саске ясно чувствовал, как от нее веет страхом.
- Мы теперь не можем выполнить миссию. – Подвел итог он. – Нам нужно возвращаться обратно в деревню… что бы там Наруто по поводу своего скорого выздоровления не врал.
- Не будет. – Вздохнула Сакура. – Он все еще без сознания. – И, некоторое время помолчав, заметила. – До Чайной страны ближе. Только смогут ли ему там помочь…
- Именно. Пятая должна на него взглянуть.
Сакура нахмурилась и снова опустила глаза. Она так и не посмотрела на Учиху до конца разговора; Саске видел ее побледневшие губы и руки, судорожно теребящие одна другую. Она говорила взволнованно и очень тихо:
- Я… я проявила печать на его животе при помощи чакры. Не могу сказать наверняка, в конце концов, о технике Четвертого я не знаю ничего толком, но печать изменилась. Что-то происходит с ней. Это спираль словно… раскручивается?

Наруто лежал на спине, неловко раскинув руки на жесткой толстой подстилке; под его головой покоился заботливо подложенный Сакурой рюкзак, а его куртка была расстегнута. Лицом он осунулся и сильно побледнел, словно с начала его лихорадки прошло не полдня, а неделя. Чуть приоткрыв губы, он тяжело дышал, и Саске, не прислушиваясь, заметил болезненные хрипы в его груди, будто пневмония или туберкулез подкосили его.
Опустившись на корточки, Саске внимательно посмотрел на его закрытые глаза и сухие от жара губы, словно надеялся прочесть в чертах родного лица подсказку – что делать дальше. Некоторое время он просто глядел в нерешительности на напарника, а затем неуверенно коснулся живота Наруто; собирая материю в складки, задрал сетчатую водолазку, положил осторожно ладонь на грудь Узумаки, а затем переместил ее на упругий живот парня. Прикрыв газа, Саске почувствовал, как струящаяся по его телу чакра собирается в кончиках пальцев, чтобы проникнуть в чужое тело. Он мельком посмотрел на лицо Узумаки, проверяя, не потревожил ли его, а затем перевел взгляд на проявившуюся печать. Сакура совсем неуверенно говорила о раскручивающейся спирали, и Саске питал слабую надежду на то, что девушка просто ошиблась – она же не многое знала про технику Четвертого, верно? Но Сакура была права – печать действительно изменилась. Она раскрывалась, разрушалась, исчезала – неважно, как называть это; она больше не могла выполнять главного своего предназначения – удерживать Девятихвостого Лиса внутри человеческого тела.
Мысли о Хвостатом, о стремительно разрушающейся печати и возможных последствиях ее исчезновения вихрем пронеслись в голове Саске. Он успел мельком вспомнить последний медосмотр, что прошел вместе с Наруто, вспомнил заверения Пятой, на честь которой выпало проверять работоспособность печати, в том, что все в порядке. Нынче порядок грозил обернуться хаосом; Саске раздраженно прикусил губу, в своих размышлениях отмечая, что все знатоки медицины Конохи с Цунаде во главе подвели их под монастырь, и что, должно быть, так всегда и бывает – никто не может увидеть опасность издали, о ней узнают лишь тогда, когда предотвращение катастрофы становится уже невозможным. Так думал он, обвиняя и медиков, и Хокаге, потому что обвинения помогали заглушить собственную беспомощность и не впасть в отчаяние.
- Саске… - Тихо окликнул его знакомый голос.
- Проснулся, наконец? – Спросил очевидное Учиха, поворачиваясь на зов.
- Да… - Прошептал тот, а немного погодя добавил, улыбаясь. – Мне щекотно.
Саске непонимающе посмотрел сперва на него, затем – на свою неподвижную кисть.
- Мне щекотно от твоей чакры! – Пояснил Узумаки и, хихикая, оттолкнул его руку.
- Вот оно что… - Пробормотал Саске, с сомнением глядя на свою ладонь. – Ладно… Ты как?
Наруто снова улыбнулся – немного устало, но произнес совершенно бодрым голосом.
- Мне лучше. Намного.
- Это неплохо. – Вставил Саске. – Но мы с Сакурой решили вернуться, и решение менять не будем.
Лицо напарника тут же потускнело.
- Это еще за каким чертом? – Глухо спросил он.
- Не за каким, а из-за которого. Из-за того, что сидит в тебе.
- Ты думаешь, лихорадка случилась со мной из-за Лиса?
- Я уверен.
- Чушь!
Наруто, разгорячившись, попытался встать и, если бы Саске не удержал его за плечи, должно быть, в тот же миг направил свои стопы куда-нибудь в Чайную страну, чтобы доказать другу свою власть над древним демоном.
- Я свяжу тебя! – Пригрозил Саске, прижимая неожиданного быстро вернувшего весь свой запас прыти напарника к подстилке и с сожалением отмечая про себя, что в некоторых отдельно взятых случаях Наруто не только не стал взрослым, но и впал еще глубже в детство.
- Отвали! – Отрезал Узумаки, заезжая товарищу коленом в живот. Он вскочил, оттолкнул все еще удерживающего его за плечи Учиху и кинулся из палатки, недовольно выкрикивая. – Это мой черт! Я смогу справиться с ним!
Саске бросился следом.
Как это произошло? Почему, даже прижимая его к земле тогда, он не смог почувствовать ядовитую обжигающую чакру Лиса? Он выбежал из палатки, в поисках Наруто озираясь вокруг. Замер посреди поляны в смятение, потому что не понял сперва, что за жар повис в воздухе, испаряя лужи, оставшиеся после дождя, иссушая землю и деревья – до треска коры. Затем он услышал нечетко, словно через подушку, голос Сакуры и обернулся. Она стояла совсем недалеко – напуганная, но решительная; вскинув вверх руку, она указывала куда-то за палатку, в сторону, куда вела их заброшенная теперь миссия, откуда шел жар, и вместе с дуновениями ветра долетал слабый запах паленого.
- Ты ранен, Саске-кун? – Она подскочила к нему и, приблизив руку к его лицу, отвела в сторону черную прядь волос. Очнувшись от ее голоса, Учиха почувствовал, как, щекоча кожу, бежит вниз по виску теплая дорожка крови. Как ни старался, ни тогда, ни потом он не вспомнил, когда джинчурики удалось его оцарапать, но, судя по болезненному ожогу, крохотный шрам от которого так и остался на его лице, это был никто иной, как носитель Лиса.
Не удостоив девушку ответом, Саске, прищурившись от жаркого сухого ветра, поглядел в указанном направлении. Как трансформация могла идти так быстро? Обычно между первым и третим хвостом должно пройти какое-то время – Саске знал это прекрасно по той их битве пятилетней давности. Значит ли это, что печать уже бессильна и даже не годится для того, чтобы задержать превращение? Четвертый хвост отделился от ядовито-оранжевого покрова чакры, превращая Наруто в маленькую копию Демонического Лиса. Похоже, время работает против них. Сакура притронулась к плечу Саске.
- Одна из деревень Чайной страны совсем рядом. Нельзя пускать его туда.
Учиха хмыкнул.
- Не волнуйся, раньше, чем нас прикончит, он туда не сунется…
- Успокоил. – Хмуро отозвалась девушка. Затем кивнула в сторону демона. – Пятый хвост, Саске-кун. Когда он выбежал из палатки, я даже не успела спросить, в чем дело; он покачнулся и упал. Еще секунда – и трава вокруг горела. Тогда я поняла, что это Девятихвостый ломает печать. А теперь ее уже нет, Саске… Потому трансформация обрела невероятную скорость. Что нам делать? – Она вопросительно посмотрела на Учиху: в глазах плескался ужас. У Саске даже не оставалось времени на раздумье.
- Знаешь, семнадцать лет назад, - торопливо заговорил он, не отрывая глаз от демона, - когда Лис напал на Коноху, это ведь Мадара – Учиха Мадара управлял им. Если при помощи шарингана можно было разбудить его силу, то, должно быть, и сдержать ее получится, используя мои глаза. – Он махнул рукой в сторону, противоположную зверю. – Отвлеки Лиса, я попробую.
- Хорошо. – Кивнула Сакура. Они разделились.
В следующий миг дикий рев потряс окрестности леса. Черный покров зверя облекал скелет: шестой хвост появился у Демонического Лиса.

* * *

Если бы не боль, Наруто, должно быть, провалялся бы в койке без сознания, по меньшей мере, еще парочку дней. Боль была нестерпимой. Особенно хорошо прочувствовал ее Узумаки примерно в тот момент, когда очередная (и, должно быть, обиженная жизнью и на жизнь) медсестра начала менять бинты, что щедро покрывали все тело джинчурики, делая его похожим на свежую мумию. Данная процедура послужила своеобразным катализатором процесса пробуждения; также именно благодаря ей вместе со способностью стонать от боли и ругаться к Узумаки вернулась способность прытко вскакивать с кровати и бросаться к двери, ведущей в коридор.
Таково было его пробуждение… Вплоть до этого (а точно сказать, сколько времени он пробыл в забытье, Наруто не мог), он находился в неком странном состоянии, и даже при всем желании не мог отличить видения, вызванные лихорадкой, от реальности. Он помнил лица незнакомцев-медиков, склоненные над ним, помнил белые стены больничных палат, огонь, прикосновение чьих-то заботливых рук к своему лбу, раскуроченную лесную поляну. Но что было правдой, а что его сном – то оставалось неизвестным для Наруто. Чувствуя, как с каждым шагом нарастает боль, утягивая вниз, он замер, успев ухватиться за дверную ручку; на миг оглянулся назад: от рук сестры до его ноги тянулась белая полоска бинта: теперь он чем-то напоминал разматывающийся рулон туалетной бумаги. Секунду спустя скрипнула дверь, открываясь и одновременно с тем лишая его равновесия; на пороге стояла Цунаде.
- Ого… - Прокомментировала она чудесное пробуждение. – Это я удачно зашла.
- Бабуля Цунаде! – Взвыл Наруто: то ли в виде приветствия, то ли в качестве упрека – и завалился на пол.
Прошло немало времени, прежде чем сестре (не без помощи «бабули-Пятой») удалось вернуть несостоявшегося беженца на койку, перевязать ожоги на его теле и убедить в том, что конец света еще не наступил, а значит, никуда бежать для его предотвращения Узумаки не нужно. Наконец, когда эти привычные - в случае с Наруто - процедуры были закончены, а сам пациент заметно притих, ожидая долгого монолога Пятой касательно того, как он сюда попал, Цунаде присела на стульчик, ранее занятый медсестрой, и осторожно начала.
- Ну, расскажи-ка мне последнее, что ты помнишь…
Наруто нахмурился, что означало глубокий мыслительный процесс с его стороны, а затем выдал:
- Да какую-то фигню.
- Я это подозревала. – Со вздохом откликнулась Пятая. – А теперь – серьезнее.
Говорить серьезно – сейчас это значило рассказать о лихорадке, привале, устроенным куда раньше положенного, мелкой ссоре с Учихой Саске – последним, что он помнил в действительности. Наруто совсем не хотелось становиться серьезным, потому что, на деле, он смутно догадывался и сам о том, что случилось тем вечером; понимал прекрасно и отчего так дико болит его тело, и кому он обязан всем этим. Без сомнения, Цунаде должна знать все – чтобы остановить то, что со временем грозило вернуться. Но он медлил с откровениями; в голове внезапно всплыли слова Саске «из-за того, что сидит в тебе» и, сам не заметив как, Наруто спросил:
- Что с ребятами?
Цунаде метнула в его сторону строгий взгляд, но ответила без промедления:
- Сакура в порядке, только пара ссадин и все. Ты не мог знать, но она к тебе приходила. Так-то вот… Беспокоилась. С Саске несколько хуже – он, как и ты, в больнице. – Она помолчала немного и зачем-то добавила, словно успокаивая Узумаки. – Но все живы…
- А как же! Нас ничем не возьмешь! – Бодро возвестил Наруто, усаживаясь поудобнее в постели.
Пятая медленно и как-то неуверенно отвела взгляд, враз становясь на саму себя непохожей из-за этого жеста слабости. Узумаки, не думая взглянуть на нее, не заметил и какой-то недоговоренности в ее словах, и той секундной заминки. Он радостно заелозил на своем ложе и потребовал Хокаге сейчас же отпустить его в палату к Учихе (и для полного единения седьмой команды выслать туда бандеролью Сакуру).
Цунаде грубо перебила его излияния. «Восемь хвостов» - услышал Наруто ее неожиданно тихий голос. Восемь хвостов тогда видели Харуно и Учиха. «Ты потерял контроль над Лисом. Они столкнулись с практически полной трансформацией Девятихвостого лицом к лицу. День пути до Конохи – никто не мог им помочь». Саске остановил Кьюби при помощи шарингана; если бы не он, Наруто да и добрая половина жителей ближайшей деревни были бы уже мертвы.
Узумаки мягко улыбнулся, прикасаясь ладонью к закрытой бинтами печати.
«Саске…»
Он во что бы то ни стало решил улизнуть из палаты к напарнику этим же вечером.

* * *

Тихие коридоры больницы даже в самые жаркие дни были наполнены бодрящей прохладой. Сегодня было, наверное, еще жарче, чем во время последней миссии седьмой команды, так и незавершенной; только теперь Наруто не мучился от духоты и не нуждался во всяческих исцеляющих водных процедурах – напротив, он был бодр как никогда, словно и не его тело подверглось несколько дней тому назад разрушительной власти плененного Четвертым демона. К вечеру жара спала, и стоило отметить устоявшуюся в таких случаях особенность – на улице стало прохладнее, чем в неостывшем еще здании больнице. Совершив ряд сложных действий, направленных на незаметное исчезновение из палаты, Наруто выбрался в коридор и озадачился вопросом «Где же искать Саске?». Ответ «в больнице», несомненно, был слишком расплывчат, и Узумаки перебежками двинулся к справочной, и сам еще толком не зная, каким чудом информация о местонахождении Учихи попадет к нему в руки.
По дороге Наруто тешил себя утопическими фантазиями о том, как они с Саске встретятся, как Учиха будет рад его видеть, и как он скажет ему, что спас деревню от Лиса не потому, что является олицетворением Добра (хотя, и не без этого), а потому, что с появлением девятого хвоста прекратилось бы существование Наруто. Узумаки отчетливо видел, как все больше отчуждается от него Саске; словно держит тайную обиду на друга или, точь-в-точь следуя собственным давним словам, считает слишком крепкую связь излишней, приписывая ей появление слабостей у человечества. Прав был Наруто в своих догадках или нет, а только факт оставался фактом, и, встречаясь по утрам перед миссией, Узумаки видел тщательно скрываемую неприязнь в глазах друга, а расставаясь после выполненного задания – какое-то едва уловимое облегчение. И это было больно. Но, оставаясь оптимистом, Наруто либо приписывал подобное своему воображению, либо убеждал себя в том, что то «на время» и, без сомнения, пройдет, рано или поздно. А одно то, что Саске рисковал из-за него - так, что загремел в больницу, было, по мнению Узумаки, первым признаком того, что лед между ними начал таять. Ничто не сближает людей так, как опасность. И ничто не обнажает их души, как она.
Занимая себя подобными размышлениям, Наруто сперва не придал особого значения знакомому голосу, раздающемуся за дверью одной из палат, что находилась у самой лестничной клетки. То был голос Цунаде. Отвлекаясь от мыслей, дабы незаметно для сестер, сидевших неподалеку, в одном из крохотных кабинетов на противоположной стороне от палат, выскользнуть на лестницу, и весь по этому случаю обращаясь в слух, Наруто тут же уловил непреклонный тон Цунаде и еще скорее устремился на лестницу, но, открыв дверь, замер, осознав, с кем говорит Пятая.
- Мы попробуем еще несколько новых методик, но ты должен быть готов к тому, что все может остаться без изменений.
- Ясно.
- … я не обещаю чудесного исцеления. Не вселять ложную надежду – одно из правил врачей…
Она говорила еще что-то, настолько перегруженное медицинскими терминами, что понять было невозможно ровным счетом ничего. Но для Наруто главным было другое: «ясно» - несомненно этот короткий ответ был озвучен голосом Саске; о том, что случилось с ним, что «могло остаться без изменений», он не думал в тот момент, наивно полагая, что кроме воскрешения мертвых нет ничего неподвластного Пятой Хокаге.
Он замер у двери, в надежде услышать перевод заумной речи Цунаде на язык простых смертных, но, быстро смекнув, что его пребывание неподалеку от Пятой чревато крайне неприятными последствиями, которые, кроме всего прочего, лишат его возможности повидать Саске, некоторое время повертел головой в поисках убежища и остановил свой выбор на палате рядом. Пациент сего святилища на первых порах, длящихся примерно десять секунд, был весьма недоволен таким злостным нарушением своего спокойствия, но после, узнав в Наруто «того, кто замочил Пейна», мгновенно подобрел и даже поглядывал изредка на Узумаки с плохо скрываемым любопытством (видимо, в надежде увидеть над его головой нимб).
Прошла минута. Другая.
Цунаде медлила. Глух, почти неслышен через бетонную стену был ее голос. По-видимому, она проводила процедуру, потому что позже, когда Узумаки оказался в палате Учихи, в воздухе витал резкий запах лекарств. Наконец, она закончила. Тихо скрипнула в коридоре дверь, каблуки женщины негромко застучали по кафельному полу.
Наруто счастливо улыбнулся и, бросив напоследок незнакомцу «до встречи, дружище», выскользнул из палаты.

- Кто это?
Саске сидел, сгорбившись, в постели; одной рукой комкал край белого пододеяльника, другой – словно пытаясь избавиться от ноющей боли, массировал висок. Когда Наруто вошел, он даже не повернул голову на звук его шагов, только этот вопрос задал:
- …кто?
- Это я. – Весело ответствовал Узумаки, не придавая большого значения неожиданно появившимся особенностям в поведении товарища.
- Наруто… - Задумчиво и чуть взволнованно произнес Учиха, поднимая голову и зачем-то глядя в пустую светло-зеленую стену палаты, от времени потускневшую и покрытую редкими разводами.
Узумаки подошел к изголовью его постели и, так и не сумев согнать идиотски счастливую улыбку со своего лица, радостно спросил:
- Как ты себя чувствуешь?
Губы Саске дрогнули в едва заметной улыбке. «Нормально», - ответил он и тихо вздохнул с заметным облегчением.
- Я не ждал, что Цунаде отпустит тебя так скоро. Она сказала, что ты пришел в себя только сегодня днем.
- Так и есть! – Подтвердил Узумаки и, бесцеремонно плюхнувшись на учиховскую койку, залихватски подмигнул пациенту.
- Так и есть? – Переспросил тот, никак не реагируя на ужимки Наруто. – Стало быть, ты убежал?
- Убежал.
Саске нахмурился и недовольно прикусил губу.
- Ты такой правильный, Учиха. – Утихомириваясь, заметил по-простецки Наруто. – Ну сбежал, и что? И правильно сделал. Что время даром терять, отлеживаясь как бревно в палате? Эй! Давай вместе сейчас махнем отсюда, а? Я знаю сто и один способ, как сбежать из больницы так, чтобы тебя заметили, но остановить все равно не смогли! – Он задорно рассмеялся, одной рукой грубо обнимая Учиху за шею. – Пошли, Саске! Ты ж говоришь, все у тебя в порядке.
На этом он замолчал и пристально посмотрел на товарища, будто бы взглядом пытаясь изобличить возможную учиховскую ложь; но Саске не замечал его, словно рядом с ним и не сидел никакой Узумаки Наруто: он только повернул голову, должно быть, прислушиваясь к словам парня. Наруто освободил его от своих пылких (и, надо заметить, весьма болезненных) дружеских объятий, окинул пронизывающим взглядом пациента порядком раза три и затем требовательно спросил:
- Да что с тобой?
Но Саске не ответил ничего толкового. Только бросил негромко «тебе лучше попозже придти», а потом, еще тише – «дай мне уже, наконец, поспать».
- Тебе больно? Плохо? – Начал гадания на кофейной гуще Наруто, старательно игнорируя последнюю просьбу. – Может, бабулю Цунаде позвать? – И, не дожидаясь согласия товарища, вскочил на ноги.
На лице Саске отразилась тревога; пробормотав «постой», он взмахнул рукой, пытаясь, должно быть, задержать Узумаки. Кисть повисла в воздухе совсем рядом с замершим напарником, и брови Учихи непонимающе нахмурились; поведя рукой чуть в сторону, он прикоснулся к рукаву куртки Наруто, а затем его пальцы заскользили вниз, не отрываясь от шероховатой материи.
Только лишь увидел это, Наруто понял все. Не дожидаясь, сам взял Саске за руку, предугадав его желание. Опустился обратно на постель.
- Давно ты?.. – Спросил он отчего-то полушепотом.
- С той самой секунды, как восстановилась печать.

Сколько они сидели вот так, замолчав после этих слов? Наруто не знал. Но только за это время, как бы коротко оно ни было, он успел вспомнить все, что роднило их с Саске. Пестрым карнавалом пролетали в его мыслях дорогие картины прошлого. С головой он успел спрятаться под одеяло тоски. Успел возненавидеть самого себя, потерять, обрести и вновь забыть покой. И ему казалось, прошла вечность с тех пор, как он взял в свои руки руку Саске. Забываясь в веренице собственных мыслей, он иногда сжимал ее – и тогда Учиха пытался прервать это прикосновение, но Наруто и не думал его отпускать. Должно быть, Саске чувствовал уверенность в нем: пускай и расшатанную случившемся, но так и не угасшую до конца. Хотел бы и Наруто верить в нее, но все же гораздо сильнее он боялся. Боялся последствий травмы, будущего, боялся даже окутавшей их тишины. Но больше всего он боялся взглянуть в невидящие глаза Саске.. И когда, наконец, по зову друга он поднял голову, рука его дрогнула, предательски передавая этот постыдный страх Учихе. Он, несомненно, понял причину, и его губы тронула усмешка, бездарно скрывающая немую боль, а глаза так и остались бездушными, как у куклы с витрины магазина игрушек. Или как у покойника.

@темы: заморожен, НаруСасу, Слепой, фанфики, Naruto, R, драма

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Дневник

Авторы: Lkv и Ник-ник
Бета: Син, Ник-ник
Пейринг: СасуНару
Рейтинг: PG-13 (в основном за «свободу речи»)
Жанр: стеб
Состояние, размер: Макси, в процессе
Дисклеймер: Кишимотовский.
Примечание: вечное АУ с вечным ООСом.
Саммари:
Честно говоря, я вообще не знаю, зачем пишу все это. Все же..если подумать, я не девчонка, чтобы тратить по полчаса на описание того, как я провел сегодняшний день, что ел на завтрак, обед и ужин и какого черта Ли из параллельного класса не так на меня посмотрел (хотя не факт, что девочки именно это в своих дневниках пишут… да и Ли всегда на всех смотрит одинаково аэмоционально). Но черт с ним, с обоснуем, хотя бы здесь я должен… Хотя бы здесь я могу… Написать что мой лучший друг просто редчайший извращенец!

Непонятно зачем, почему, отчего
Я тебя повстречал ни с того, ни с сего.
Я тебя повстречал и утратил покой
Непонятно зачем, неизвестно на кой… (с)

Извращение второе

День второй.
«Четвертый урок никогда не должен отводиться под урок физкультуры….» - так думал Наруто наворачивая вместе с остальными одноклассниками уже десятый круг по малому спортивному залу и ясно ощущая, что еще немного – и его живот разорвет от тяжести и, как следствие, боли, пришедшей к нему, видимо, как наказание за на халяву съеденный чужой завтрак.
Так же, для того чтобы учеников – не дай Бог! – не вырвало, четвертый урок не должен был отводиться под физику, алгебру и химию.
И все же…
Он отводился.
- Черт, Наруто, я передал пас тебе! – возмущался Киба с завидным постоянством, когда он упускал мяч по той причине, что руки у него росли немного не из того места, откуда они растут у обычных людей, попадал мимо кольца, попадал мимо кольца по физии учителя физкультуры и, наконец, попадал по себе.
А Саске не наблюдалось с самого утра.
-А?.. Да, прости… - растерянно отзывался порой Наруто на претензии Инудзуки, собираясь, концентрируясь на несколько минут, чтобы потом снова уйти в себя и вместо школы пребывать в каком-то ином, недоступном прочим существам мирке, в котором мысли о прошлом дне не давили на голову так сильно, в основном по той, конечно, причине, что там и событий-то тех не было.
Но долго торчать в мире грез не позволяла реальность. И в один прекрасный момент, когда в своем крошечном мозгу Узумаки во второй или третий раз отвел некоторое время под размышления о таком важном вопросе как «А где Саске?», судьба подбросила блондину подлянку в виде очень подлого (а значит – инудзуковского) броска. Размышления были прерваны дерзким мячом дерзкого Кибы, а точнее - его ударом об и без того наполовину пустую блондинистую голову, после чего, не собираясь останавливаться на достигнутом, мяч жизнерадостно полетел в раскрытые объятия коридора.
- Вот и вали теперь за ним – твоя башка его не отбила! – послышалось тут же недовольное от Кибы. Далее следовала небольшая речь про «пас», переданный Узумаки и обвинение последнего во всех несчастьях, случившихся в этот день с Инудзукой.
Будь здесь Учиха – он бы обязательно возмутился на крики незадачливого, страдающего манией величия игрока. Будь бы Наруто в душевном равновесии, а не в нирване – он бы убил страдальца сам. Но сейчас, даже не вслушиваясь в слова Кибы, крики прочих ребят и что-то еще, что, кажется, являлось голосом тренера, Узумаки молча поплелся за баскетбольным мячом, не переставая прокручивать в голове вереницу глупых и несвязанных, в общем-то, друг с другом мыслей.
Наклонившись за мячиком, он имел счастье увидеть знакомые кроссовки и, подняв голову, имел несчастье подтвердить все свои опасения.
Перед ним стоял маэстро (в области домогательств и захвата жертв у дверей их собственных квартир) Учиха Саске собственной персоной.
- Привет… - абсолютно спокойно поздоровался с другом Узумаки.
Вслед за этим можно было проследить траекторию мяча, в миг полетевшего из рук Наруто.
Саске, по всей видимости, траекторию как раз проследил, понял, что бросок изначально был предназначен для наискорейшей его кончины, и быстро наклонил голову в сторону, спасая свой хрупкий гениальный мозг от возможной деформации. Мяч, ударившись о стенку, отскочил и, пролетев над головой Узумаки, вернулся на круги своя, а именно – в малый спортивный зал, откуда в ту же секунду послышался гневный крик.
- Кто ж это, мать его, такой криворукий?!
Мяч, без сомнения, попал в учителя физкультуры, оглашающего сейчас второй этаж школы красноречивыми исконно русскими ругательствами.
Игра становилась интереснее…
Что касается Наруто – наверняка он отправил бы на тот свет дражайшего друга, так пристально сейчас его разглядывающего, причем отправил бы туда не один раз, но тут заметившие приплывшего в школу Учиху парни закричали им обоим что-то несвязное, размахивая руками, зазывая играть. И Саске, очевидно, догадывающийся о своей неминуемой расплате и, само собой, не особо ее жаждущий, кинулся в спортзал, утягивая за руку Наруто за собой.
Возобновилась игра.
Учиха, переместившийся по собственному желанию в команду противника, сновал где-то на другом конце поля, не особо мозоля глаза. Киба сновал примерно там же, что уже не могло не радовать. Учитель все еще не убил Узумаки за то, что тот так великодушно поставил ему на лоб шишку посредством своего наикривейшего броска. А сам Наруто наконец-то получил в руки вожделенный мяч и полупустой путь к кольцу врага перед собой.
Направляясь к намеченной цели, Узумаки краем глаза увидел, как (по всей видимости, в состоянии полного неадеквата) его лучший некогда друг с намерениями до того нехорошими, что улыбку, нарисовавшуюся на его физиономии, впору стало называть змеиной, начал пристраиваться со спины Узумаки. Под девизом «я чисто только мяч отобрать» Учиха и вправду отобрал мяч, но на достигнутом не остановился и другой рукой, не замешанной в злостном разбое, устроил не менее злостное домогательство. Наруто, вздрогнув, явственно почувствовал, как левая клешня брюнетистого соперника очутилась на его животе, заскользила вниз, к резинке шортов, и, забравшись под футболку, прикоснулась к коже.
- Давай, Саске! – донеслось в этот же момент откуда-то с другой стороны зала. – Уводи у него мяч!
Наруто, конечно, подозревал, что здоровьем их класс, как, впрочем, и все московские жители, не блещет, но такой прогрессирующей слепоты он не ожидал даже от них.
- Уводи! – поддержал неизвестного снующий рядом Шикамару, не обнаруживая, правда, при этом никакой активности в игре.
Ободренный недалекостью товарищей, Учиха крепче сжал пальцы на талии Наруто, потянул его на себя, вслед за чем тут же последовало дружное «Да!» одиннадцатого «А» класса, пребывающем в сомнение, что происходящее ныне происходит только для того, чтобы отдалить блондина от кольца. Наруто честно пытался вырваться, нечестно – вывернуться, но бессовестные руки бессовестного друга упорно стояли на своем. На чем именно – Узумаки пока точно не знал, но в тот момент, когда ладонь Саске, вконец обнаглев, переместилась на его бедро, смутные сомнения закрались в душу жертвы прилюдного домогательства. Ведомая ими, жертва со всей одури пихнула под ребра осмелевшего маньяка и, к своему ужасу, промазала мячиком мимо кольца, мимо щита, но – вот незадача – не мимо тренера.
- Узумаки! – прогремел на весь зал голос учителя, предсказывая скорую расплату за все свершенные и несовершенные Наруто грехи. Так бесславно и печально закончилась для несчастного фаворита учиховского игра в баскетбол.

Млекопитающие из команды противника, соответственно, были другого мнения.
- Отличная игра.
- Точняк!
- Молодец, Саске!
«Саске…»
В любом другом случае Наруто бы молниеносно исчез с поля позорной битвы за мяч (и за свою непорочность), гонимый красноречивыми и весьма кровожадными взглядами товарищей, однако сейчас, смутно догадываясь о том, для чего изначально предназначались маленькие, полутемные, закрытые помещения, он сел на маты и стал ждать, пока все вытекут из раздевалки.
И все вытекли. Как и положено парням – очень быстро.
Все. Кроме Учихи.
- Что ты тут торчишь? – хмуро поинтересовался физкультурник, подходя к Узумаки с наполненной льдом грелочкой в руке: удар о его несчастную голову не прошел бесследно, за что сейчас учитель собирался безжалостно расквитаться с Наруто. – А ну брысь в раздевалку! Быстро!
Учитель вообще никогда не разделял чужого горя.
Бросив на местного монстра полный печали взгляд, от чего, правда, совесть у монстра все равно не проснулась, Наруто на несгибающихся ногах направился в раздевалку. Рывком открыл дверь, словно этим мог смутить или напугать поджидавшего (что было уже заранее известно) его там Саске, и последний убежит куда-то в неизвестном направлении, чего(что, в общем-то, так же было известно заранее) не произошло. Саске четко выделялся на фоне прочих узумаковских одноклассников одной очень благородной на первый взгляд (и совсем уж поганой – на второй) особенностью: в виду выдуманного лично им же самим авторитета, он никогда ни от кого не убегал.
- Долго же ты смелости набирался на глаза мне попасться, – довольно нагло заметил Учиха, когда Наруто, усиленно делая вид, что Саске он не видит, подошел к скамье, с лежащими на ней его вещами.
- А ты что тут забыл? Уже переоделся – так вали… - огрызнулся Узумаки и устрашающе засопел: на тот случай, если Саске обнаглеет до такой степени, что попытается продолжить вчерашнее прямо в школьной раздевалке.
- Тебя, – усмехнувшись, ответил Учиха.
- Да иди ты к черту, блин! – моментально задергавшись и переходя на громкость выше среднего заголосил Наруто, развернувшись в процессе криков и зашвырнув не в чем неповинной мусоркой во всем виновного друга.
- Погоди! – Саске примиряющее поднял руки (от удара мусорным ведром это, правда, его все равно не спасло) и попросил негромко. – Нам поговорить надо…
- Ну валяй, изливай душу… - отворачиваясь, буркнул блондин.
Теребя в руках поднятую со скамейки рубашку, Наруто упорно создавал видимость того, что в принципе ему все равно с какой несусветной чушью в качестве речи обратится сейчас к нему друг. Так же усиленно, надо заметить, он вслушивался в тишину, царящую за его спиной.
«И сейчас он скажет: Это была просто шутка, Наруто», - начал заниматься предсказаниями блондин, когда, тяжело и очень наигранно вздохнув, Саске пробормотал за его спиной:
- Я хочу тебя…
- Блять! – перебил Узумаки, весь сразу же вытягиваясь и роняя рубашку на пол.
- Ну что ты теперь скажешь?.. – продолжил Учиха, хотя сказанного блондином, в принципе, уже было достаточно.
- Иди нахуй… - морщась, отозвался Наруто и судорожно начал переодеваться, что, кстати говоря, было немного необдуманным поступком после пылкого признания друга. Впрочем, Узумаки можно было не бояться повторного нападения свихнувшегося приятеля, ибо на этот случай у него был припасен особо гениальный план, парочка выпадов, метательный портфель, метательная скамейка и метательный он.
Вполне вероятно Саске смутно догадывался о сих замыслах, возникшей в обделенной серым веществом голове друга, потому как остался наблюдать процесс переодевания со стороны.
- Ты не понимаешь… - прошептал он, когда Узумаки, стянув через голову футболку, оглянулся на него, одаривая парочкой угрожающих взглядов примерно следующего содержания: «смотри, но не трогай», - я не могу уже больше терпеть… - не услышав ничего на это очередное душеизлияние, Саске продолжил так, как будто он говорил сам с собой и в принципе ответов не ожидал, и не придавал им особого значения. – Ты хоть на секунду представляешь, что значит – сдерживать себя? Это труднее, чем стометровка, труднее, чем теорема косинусов, труднее, чем слушать нашего завуча и с умным видом кивать головой, когда хочется сказать ей « вы знаете, я впервые такую стерву вижу»! Это труднее, чем ты можешь себе представить! – и он замолчал ненадолго, переводя дух.
Наруто, не имевший представления ни о теореме косинусов, ни о геометрии вообще, речь друга не оценил, а проблему не понял. Впрочем, разговор обоих сейчас отдаленно мог напоминать общение двух иностранцев, встретившихся на нейтральной территории и знающих только универсальный для общения во многих странах английский, но настолько коряво, что даже простые понятия искажались в их устах до невозможности.
- И ты думаешь, после этого я позволю тебе сделать со мной то, что ты собираешься? – Наруто демонстративно передернул плечами и, уже подойдя к двери из раздевалки, добавил строгим и, по всей вероятности, одолженный в долг у тренера голосом. – Я все сказал. Будешь приставать – так отделаю!.. Ух!.. Сам знаешь, как, в общем.
К сожалению, Саске, в общем, и вправду знал и сам. Знал, что отделать его из существ, находящихся в данном помещении, вряд ли кто сможет. Однако в речи Узумаки главным словом было далеко не «отделаю», и ныне Учиха с печалью осознавал это.
- Один раз!.. – Учиха кинулся к двери и, хватая друга за рукав, потянул его на себя, не давая покинуть раздевалку. – После этого, быть может, моя хотячка пройдет… Ты слышишь? Я ведь просто прощу о помощи. Я ведь из-за тебя с другими парнями уже вот несколько месяцев не могу. Из-за тебя. Один раз… - и Саске, завершая сбивчивый свой монолог, не забыл испоганить все до конца одним волшебным словом.- Только один раз, котенок!..

Это его до отвращения домашнее и, по всей видимости, одолженное из инструкции для юных пидорасов – «Санта-Барбары» - «котенок» было последним, что я услышал, покидая раздевалку спортзала практически со скоростью света (остается только удивляться, как я не распался на атомы).
В голове крутились отрывочные мысли, мигом сменяющие одна другую.
Чуть не упав на лестнице, столкнувшись минимум с тремя почтеннейшими престарелыми учителями и услышав от них весьма необычные для таких интеллигентных людей слова, я оказался в столовой (я почему-то всегда оказываюсь в столовой, когда бегу, куда глаза глядят).
Застыв в самой толкучке (а значит – около буфета), я начал постепенно приходить в себя. Но пришел только к одной очень скверной мысли…
«Он чокнулся сам и решил свести с ума меня».
Уже одна перспектива целоваться со свои лучшим другом вызывала во мне рвотные позывы – более сильные даже, чем после первой пьянки. А мысль о том, что друг не одних только поцелуев от меня жаждет, приводила в тихий ужас, пересиливавший даже желание отправить Саске в последний путь живьем.
Больше всего в тот момент меня мучил лишь один вопрос – он, что, думал, что после всего этого я радостно брошусь ему в объятия со словами «Да, Саске! Возьми меня здесь и сейчас и можно даже без вазелина!»? Впрочем, вполне вероятно, что в тот момент он не думал вообще.
И что за «не могу с другими парнями»?Что он не может? Что за другие парни? Как это «из-за меня»? И какой я ему, на хуй, котенок?!
Тамбовский волк ему котенок!

Рассуждая про себя, если, конечно, мысленную ругань и, периодически – ругань вполне себе реальную, можно было назвать размышлением, Наруто вышел в школьный холл и в задумчивости остановился неподалеку от выхода с клюющим носом у него стариком-охранником. После произошедшего он твердо решил сбежать из школы. Высиживать еще три урока в одном классе с Саске и, что куда важнее, за одной с ним партой, как то было в другие, не замаранные учиховскими выходками дни, было просто невыносимо. Так же невыносима, впрочем, была и алгебра, учительница по алгебре, по какой-то неизвестной Узумаки причине (а на деле же – за прогулы, безделье и курение под окнами директорского кабинета) ненавидевшая Наруто, и вся школа в целом.
Так или иначе, причин покинуть сие страшное здание и убежать от него километров за десять, как минимум, сегодня у Узумаки было в два раза больше, чем обычно.
Мимо пофигистичного охранника на выходе он проскользнул вполне удачно и довольно быстро, как пинком подгоняемый желанием поскорее исчезнуть из родных школьных стен в неизвестном направлении. Покинув крыльцо школы, он почувствовал в тот же самый момент, как вместе с обшарпанными бело-желто-непонятными стенами позади остается тоска и волнение. Покой посетил измученную лучшим другом душу Наруто. А Наруто в свою очередь посетил некий московский дворик.
Безусловно, читателю, ежели он имеет хоть какое-то представление о Москве в целом, а не лишь о центральных ее регионах, показались бы знакомыми сии живописные окрестности. Дворик относился к тому разряду столичных достопримечательностей, тошнота от которых подкатывалась к горлу при первом же взгляде на райские сады и райские мусорки, что, само собой, в корне отличало его от более распространенного вида московских улочек, оценить всю неповторимость и экстравагантность которых можно было лишь вдохнув полной грудью запах мочи и помоек родной столицы.
Наруто пересек жуткий дворик наполовину и в задумчивости остановился перед неким подобием палатки. Жутко хотело пить.
Купив у подозрительного вида торгаша бутылочку минералки и несколькими глотками опустошив ее на треть, Наруто понял вещь еще более важную…
Жутко хотелось выпить.
Узумаки не отказал себе и в этом.
В конце концов, разве после всего произошедшего сегодня он не заслужил?

Около помойки что-то непонятное, серое и, по всей видимости, принадлежащее к млекопитающим породы крысиной шумело без конца, отвлекая от процесса откупоривания бутыли и мешая сосредоточиться.
Но стоило было Наруто отхлебнуть парочку глотков, подавиться от волнений, в свою очередь нагрянувших от неприятных воспоминаний, закашляться и, дергаясь в судорогах рядом с помойкой, обрызгать пивом подходящего к нему Нейджи, он увидел… Нейджи.
Хьюга сегодня, стоит отметить, был в отличном расположении духа. Во всяком случае вплоть до того момента, как струя Клинского испоганила его новенькую курточку (видимо, бесконечные проблемы подобного рода были чем-то вроде посыла судьбы к Хьюге. Или посылом судьбой Хьюги, что более вероятно).
Немного посмотрев на одноклассника, на бутыль в своей корявой, как выяснилось буквально секунду назад, руке и на абстрактное пятно на куртке Нейджи, Наруто молвил в полголоса:
- Э…
И добавил спустя минуту опасного молчания:
- Ты что тут забыл?
Кого-кого, а уж самого Нейджи-пафосного-великого увидеть рядом с собой, да еще и в таком нелицеприятном для психически-вменяемых людей месте он никак не ожидал.
Нейджи решил быть искреннем.
- Ну ты сука! – заголосил он, тыча пальцем в испоганенную куртку. – Вот же бля!..
Наруто искренность оценил и, виновато поглядев на возмущающегося одноклассника синими, полными невинности и чем-то еще – кажется, «будоражащей душу нежности», а, может, и «страстности» - глазами, попытался как можно вежливее извиниться.
- Не хер стоять, где ни попадя, бля! – выдал он.
- Я, бля, к тебе только подошел, бля! – продолжил интеллектуальную беседу Нейджи, для большей интеллектуальности разводя руки и слегка отклоняя бюст назад. Позиция имела название «Чето я не понял, че такое?!» и использовалась преимущественно в общении быдл.
- Угомони свой матюгальник, псих-недоучка! Тебе в детстве не говорили, что подкрадываться к человеку плохо?
Дество у Хьюги, надо заметить, было тяжелым. Как, впрочем, и отрочество, и юность, и даже младенчество. Потому, быть может, он ответил с глубоким сожалением:
- Наруто…бля…
- Бля, Нейджи!
Подобным образом разговор продолжался еще пару минут. Накрасовавшись в своем идиотизме друг перед другом вдоволь и придя к выводу, что «бля» в конце каждой реплики выглядит, скорее, глупо, нежели круто, парни, покинув «обитель мусора», уселись на поребрик и принялись раскуривать вонючий Винстон.
- Ну так… что ты из школы-то убежал?.. – поинтересовался Хьюга, морщась от сигаретного дыма, немногим отличного от аромата горевшей мусорки: никогда он еще не опускался до курения таких дешевых сигарет в таких загаженных местах – и добавил по привычке. – Бля…
Не будучи больным такой страшной, неизлечимой болезнью, как искренность, Наруто бросил банальное:
- Да заебало все… - и снова уткнулся взглядом в потрескавшийся асфальт.
- Ясно… - послышалось аналогичное от отпрыска дома Хьюг.
Немного помолчали. А затем Нейджи, повернувшись к Узумаки, спросил что-то совсем уж неожиданное:
- Купить тебе еще пива?
Солнечные лучи, падающие на темноволосую голову Хьюги в этот момент воссоздали видимость наличия нимба на голове последнего. Утопающему в практически искренней благодарности к неожиданно объявившемуся «кошельку» Наруто, во всяком случае, привиделось именно это.
- Ну…э… купи… - В своей небезызвестной манере ответил он, глядя на одноклассника как на святого. – А с чего вдруг такая щедрость?
Нейджи таинственно улыбнулся, но не ответил ничего.
Прошло буквально минуты две-три с его ухода, когда Наруто снова узрел хьюговский силуэт, вывернувший из-за угла. В каждой руке потомка самой интеллигентной семьи их школы, колыхались две бутылки.
- Амстердам… - сказал Хьюга с таким явным пренебрежением в голосе ко всему, что «Амстердамом» в пивном производстве не является, что на какую-то долю секунды Узумаки явственно захотелось этот самый «Амстердам» о голову Нейджи разбить, а затем добавил, протягивая бомжующему на поребрике однокласснику пачку «Капитана Блека», - И сигареты тебе нормальные…
Наруто хмуро принял подачку.
- А теперь расскажи, что тебе такого Учиха в раздевалке сделал, что ты выбежал оттуда с округлившимися от ужаса глазами?.. – послышалось от Хьюги через минуту-другую.
Встрепенувшись, Узумаки поднял глаза.
Всем своим видом Нейджи напоминал сестру милосердия. Лишь понимающе изогнутая бровь немного портила это, несомненно, приятное впечатление о нем.
Понимал он, определенно, совсем не то, что нужно.


Я сидел на этом холодном, грязном поребрике, вертел в руке подсунутую пачку сигарет, делая изредка глоток-другой из бутылки, и, кажется, думал - со мной бывает.
Я пытался понять в тот момент, зачем, почему и на кой Хьюга Нейджи, человек, который ради ближнего своего не оторвет задницу от стула, если ему не будет в этом выгоды, сейчас сидел здесь, рядом со мной, тем, кто и не друг ему даже, на все том же поребрике, рядом с мусоркой, когда в школе шли уроки, и подталкивал меня поделиться своим несчастьем. Я пытался понять так же, что он ищет в этом разговоре для себя в том случае, если мои самые страшные (и, к сожалению, самые правдоподобные) предположения могут оправдаться и у Хьюги вовсе не проснулась неожиданно человечность, как то было бы в идеале. Еще, помнится, я пытался понять, в чем смысл – платить за пиво восемьдесят рублей, если та же бурда продается за двадцать.
И затем я понял!
За двадцать не так гламурно!
А Нейджи снова и снова вырывал меня из размышлений уговорами, просьбами рассказать ему, поделиться с ним. И, в конце концов, я подумал «А ведь и правда я мог бы …»
И все ему рассказал.
Я рассказал и про вчерашний день, и про тот поцелуй. Рассказал и про разговор в раздевалке, и про «хочу» Саске. Он только кивал с очень умным видом, иногда вставлял «ясно» - его любимое, видимо, слово – но ничего больше не говорил. Мы выпили еще пива. Он позвал меня в какую-то дурацкую, напыщенную забегаловку. Не помню ее названия. Там даже никто не поинтересовался, есть ли нам восемнадцать; Нейджи что-то шепнул бармену у стойки, тот кивнул, улыбнувшись, и пошел в подсобку. Конечно, это был, наверняка, один из баров отца Хьюги. И в этом баре я подвел историю к ее логическому концу, а именно – к нынешней своей очередной пьянке (вы только не подумайте, на самом деле я совсем даже не пью! Я выпиваю). Нейджи снова ограничился одним только «ясно». Это «ясно» было последним, что я услышал, прежде чем отрубиться.

* * *
«О…фак, моя голова.
Надо как-то разлепить глаза…
Черт, почему же все тело так дико ломит?..
Стоп. Что это? Что за дурацкие бежевые обои в цветочек?
Что за дурацкие до боли знакомые цветочки?
Срочно закрыть глаза… И прикинуться трупом».
Вереница мыслей кружила в моей голове, когда, преодолевая боль и ломоту в теле, я пытался приподняться на локтях, чтобы лучше оглядеть чужую комнату, в которую забросила меня неблагосклонная к прогульщикам и юным алкоголикам судьба. Взгляд поочередно обращался то к цыплячьи желтым обоям, которые как страшный кошмар застряли в моих воспоминаниях о детстве, то к огромному плазменному телевизору по правую сторону от дивана, на котором я лежал.
В тот момент, когда ко всему прочему я обнаружил отсутствие на себе какой-либо одежды, кроме трусов, в коридоре послышались тихие шаги. Я перевел взгляд на дверь.
Черная сумка у стены рядом с входом.
Черная сумка Саске.
Я с ужасом принял сидячее положение. Потом с ужасом упал обратно на подушки, подкошенный тошнотой, подкатившейся к горлу и новым приступом головной боли.
Эта была черная сумка Саске, обои в цветочек Саске, телевизор Саске. Это была комната Саске и последние минуты моей мирной жизни.

Пока Наруто, судорожно вертясь на кровати, хватался от ужаса за голову, сердце, которое почему-то находилось у него справа, и мысленно рвал на недалекой своей голове волосы, шаги в коридоре затихли, словно неизвестный в задумчивости замер у самого порога, а затем дверь открылась, и в комнату вползло местное Мировое Зло, Змей-искуситель и младший сын Сатаны, Учиха Саске. И тут же получил контрольный в голову подушкой.
Подушка со смаком ударилась о закрывающуюся дверь.
Дверь со смаком ударилась о несчастную голову стремительно отскакивающего Саске.
За стеной послышалась недолгая нецензурная тирада.
Надо признать, сия речь доставила страдающему в невольном заточении блондину немалое удовольствие. Однако отсутствие подушки сделало невозможным возвращение тела в горизонтальное положение, и Наруто, раздражаясь от перспективы вставать и идти куда-то, где, кроме вожделенного предмета постельного гарнитура пребывал еще и Саске, благородно перевел весь свой праведный гнев на Учиху.
- Скотина! – крикнул он с такой преданностью своему делу, что сей факт о проживающем в данной квартире субъекте стал известен не только самому субъекту, но и соседям этажом ниже, выше и кошке, гуляющей по соседскому балкону (кошка, впрочем, и так была в курсе. Кошки вообще очень умные люди)
Дверь приоткрылась и на пороге ее нарисовалась та самая «скотина» с очень перекошенным лицом и рукой, судорожно растиравшей покрасневший при встрече с дверью лоб.
- Заткнись, придурок, - прошептала «скотина», - А то еще одну дозу снотворного в тебя волью…
Где-то спустя полминуты до Наруто дошел смысл этих слов.
- Ах ты уебок! И ты еще называл себя моим другом? И я еще верил?! – в приступе женского невроза Наруто начал стремительно переходить на ультразвук.
На тот момент, когда в своих несвязных криках Узумаки пытался передать, что случится с Саске после смерти, которая, конечно же, не заставит себя долго ждать, Учиха, низко опустив голову – так, что за челкой не видны были глаза, направился к кровати с голосившим на ней другом, по пути поднимая с пола подушку. Подушка опустилась на лицо Наруто, только лишь Саске достиг своего пункта назначения. Процесс удушения продолжался вплоть до тех пор, пока «маньяк» не получил от своей «жертвы» коленом в живот. Это было словно знаком свыше (или снизу) – разговор по душам был неизбежен.

- Наруто… - Учиха опустился на край кровати и попытался словить руку блондина, беспрестанно снующую перед его носом с очень нехорошими намерениями, - мне надо объясниться перед тобой, наверное…
Узумаки замер.
Надежда на то, что недавние ужасы его жизни, так или иначе связанные с лучшим другом, окажутся просто весьма неудачной попыткой Саске пошутить над ним. Конечно, даже в том случае, если факт уравновешенной психики Учихи в учет не брался, оставалась еще куча вопросов, такие из которых как «Зачем?», «Как?» и «За что?» не нашли бы ответа даже у такого уникума как Шикамару. Но Наруто, обладающий отличительной особенностью верить только в то, во что верить приятнее, отмел в сторону подобные мелочи.
-Валяй… - хмуро предложил он, - Только на этот раз что-то получше, чем «я хочу тебя» придумай.
Саске долго и упорно сверлил глазами линолеум на полу комнаты, как-то раздраженно прикусывал губу, а затем и вправду придумал что-то получше.
- Я люблю тебя, Нару… - тихо прошептал он.

«Я люблю тебя».
Первое сказанное мне «люблю».
Казалось, все мысли мигом вылетели из моей головы, а тело как будто онемело - в целом общее состояние отдаленно напоминало отходняк после неслабой дозы ерша. Я сидел в его комнате, только пару минут назад хотел отделать так, чтобы его не то что мать родная – и он сам бы не узнал, а теперь просто молча глядел на его ссутулившуюся фигуру. Странная реакция на парочку слов, правда? По-моему, они волшебные.
Саске чуть повернул голову, искоса глянул на меня. Наверное, я в тот момент выглядел неповторимо глупо, потому что он улыбнулся. Он улыбнулся, и я сказал, сглотнув:
- Ты мне тоже дорог, конечно…
Вот теперь я точно выглядел неповторимо глупо. И нес неповторимые глупости.
- Я тоже очень люблю тебя… друг! – Дополнил и широко улыбнулся. Чтобы Саске не сомневался ни на миг в том, что я не понял этого его признания. И чтобы успел превратить свои слова в шутку.
Я все сделал для того, чтобы он не опозорился такой глупой выходкой! А он, дурак, опять повторил:
- Я люблю тебя. Не как друга. Ты, чертов балбес!.. – И после этих слов он наклонился ко мне, снова, как и тогда, обхватывая за плечи, и поцеловал.
Опять.
Если бы когда-нибудь какой-то на голову больной миллионер предложит мне тысячу долларов за то, что я опишу ему в красках, что испытал во время этого поцелуя, я, наверное, костьми лягу…
И все равно и пары слов не смогу связать.
Потому что как бы я не ломал голову сейчас, не могу решить, чего больше было в тот момент: отвращения или удовольствия. А раз уж так, мне не назвать это чувство словом – такого слова просто нет. И мне не понять, какое желание было сильнее – оттолкнуть или поддаться?
Я позволял ему целовать свои губы, связанный этими бесконечными сомнениями. А затем его рука скользнула по моему животу вниз, оттянула резинку трусов и…
И – простит меня Господь Бог или тот, кто поставил в это унизительное положение – я двинул ему в челюсть со всей возможной силы. Секундой позже я имел несчастье оказаться утянутым на пол. Вместе с одеялом, подушкой, простыней и, самое печальное – Учихой. Я оказался сверху (хоть что-то радует), на ягодицах явственно чувствовались цепкие грязные ручонки Учихи. Прошло буквально полминуты, и одеяло, мирно лежащее в сторонке, не без его помощи окутало мои плечи и лишило возможности двигаться.
Саске столкнул меня со своих бедер и, уложив на спину, наклонился, убирая пряди волос, что лезли мне в глаза. Его ладонь задержалась на секунду на моей щеке, а затем он, прижавшись всем телом, начал целовать меня в губы и в шею, то медленно, то быстро. Не встречая никакого сопротивления с моей стороны, Саске запустил руку под одеяло, в которое он замотал меня словно в куколку гусеницу, и коснулся ладонью бедра. Пальцы начали медленно массировать кожу.
Так же медленно, но верно из меня, как получалось, делали гея.
И в тот момент, когда мысль об этом промелькнула в моей голове, а на смену удовольствию пришло равносильное самой страшной агонии осознание всей неправильности, неестественности, аморальности и еще чего-то, не слишком хорошего в данной ситуации, в коридоре послышался шум и чей-то знакомый, как показалось мне, голос весело пробасил:
- Есть кто живой? Или мертвый? Мертвые могут… не отвечать.
Так, благодаря слегка подвыпившей и от того очень счастливой главы учиховского семейства, прикинувшись мертвым и никаким образом к этому дому не причастным, я спас самое дорогое, что у меня было…
Навязанную обществом гомофобию.
И все бы ничего, да только совсем запутался я… Двоякое ощущение. Чувство счастья и… облома. Я не готов, конечно, пройти заново все ужасы лобзаний с парнем, но иногда (примерно раз в минуту) так хочется узнать, а что было бы если тогда никто не помешал Саске. И что сделал бы я? Я уже интересовался у самого себя – но там меня послали к черту, сказав, что сегодня мой мозг закрыт на переучет и адекватно мыслить все равно не сможет. Я даже знаю, кто виноват в этом. Впрочем, во всех моих последних проблемах, включая странные в самом нехорошем смысле этого слова мысли о друге, хотя, потому как он все-таки друг и, помнится, парень, он не должен вызывать у меня никаких мыслей (у меня вообще мало что вызывает мысли), виноват только Учиха.
И что мне делать теперь? Положить в сумку еще один кирпич?
Я бы положил, да только я забыл сумку у Саске…


P.S: А вообще чувства облома нет. Хотя забавно бы, наверное, звучало: «облом переполнял мою душу». Даже еще забавнее, чем «пипец бушевал в моем сердце»… Русский язык так богат. Жаль, не все об этом знают.

@темы: заморожен, СасуНару, Дневник, стеб, фанфики, Naruto, AU, PG-13