Секрет на альбомном листе
Мини, юмор-стеб, Мукуро/Цуна, PG-(13).
Саммари: из-за патологической неуспеваемости в университете Цуне приходится выполнять разные поручение преподавателей. Его новое задание – собрать материал для психолога. Рисунки животных, выдуманных людьми.
791 сл.
читать дальшеСказать по правде, больше всего в Мукуро Цуну раздражало именно это:
– Добрый вечер, Вонгола.
Нет, подождите секунду, не приветствие. И уж точно не вежливое приветствие, а вот что:
– Мукуро, какого черта ты делаешь у меня дома?!
Да, именно это.
С тех пор, как Цуна поступил в университет, ложиться за полночь, пытаясь не отстать от своих сокурсников, стало обычным делом. И неожиданные визиты Мукуро, причина которых каждый раз все более напоминала бред сумасшедшего, ничуть не скрашивали эти ночные бдения. Скорее, они даже пугали – настолько, насколько может пугать приветствие, звучащее в абсолютно пустой, казалось бы, комнате.
– О, не знал, что ты рисуешь, – с показным уважением (и плохо замаскированным издевательством) протянул Мукуро, в этот раз даже не удосужившись озвучить причину своего прихода.
– Не рисую, – огрызнулся Цуна. – Это университетское задание.
– Задание? Львенок с игрушечной пушкой на спине?
Уши Цуны предательски загорелись, но он героически попытался отстоять свое творение:
– Это не львенок, а лев!.. И пушка настоящая!
«И вообще иди ты отсюда».
Но неозвученные предложения всегда плохо доходят до адресатов, и Мукуро углубился в дела Цуны с еще большей навязчивостью:
– А это что? Остальные художества? Чувствуется другая рука…
– Это ребята рисовали. Я же сказал, у меня важное задание.
Лицо Мукуро озарилась хитрая улыбка:
– Ну, так какое же?
– …Собрать рисунки для нашего психолога.
В голове прозвучали звуки похоронного марша, а Мукуро добил творческую искру мимолетной усмешкой. Но сказанного не воротишь, особенно если оно – чистая правда. Цуна, чья «бесполезность» продолжала подтверждаться и в институте, настолько отставал от своих товарищей, что ему приходилось брать исключительно идиотские и никак не связанные с учебой задания вплоть до мойки машины профессора и сбора материала для исследований его жены.
Итак, это была методика «Несуществующее животное», и Цуна рисовал несуществующего Нацу с пушкой. Тем временем Мукуро, который в отличие от Нацу с пушкой, к сожалению, существовал, заинтересовался деталями.
– …То есть, проанализировав мой рисунок, та женщина сможет что-то обо мне сказать? – обобщил он, выслушав несвязанный рассказ подневольного.
– Типа того.
– И что, вот это твои друзья нарисовали?
– Ага…
– А вот этот терминатор, он…
– Да, Хибари-сана.
– А этот кентавр с автоматом в груди…
– Дино-сана.
– Нет, я хотел спросить, не у него ли ты сплагиатил пушку.
Цуна устало вздохнул:
– Пойду-заварю чая. Будешь?
Но Мукуро, похоже, слишком увлекся разглядыванием чужой мазни: оставшись без ответа, Цуна спустился в столовую, где провел с четверть часа, потому что «бесполезность», проявляющаяся в пределах кухни особенно ярко, сначала разбила один стакан, а потом заварила чай в немытом кофейнике. Для порядка пороптав на мать, оставившую стакан в опасном месте, а кофейник – немытым, Цуна все-таки приготовил нормальный чай, выпил его и только потом понял:
«А Мукуро что, все еще наверху?..»
Это было почти также странно, как чай, отдающий кофе. Потому что Мукуро, если он приходил надоедать Цуне, делал это качественно и добросовестно, не оставляя хозяина в покое более, чем на пять минут. Но часы, висящие на кухне, утверждали, что пять минут истекли десять минут назад, и этот непоколебимый факт заставил Цуну встать и опрометью кинуться в свою комнату.
Все-таки это был Мукуро. От него можно было ждать чего угодно…
– Мукуро, ты еще тут?!
Но точно не этого:
– Ты… рисуешь?..
А Мукуро действительно рисовал. По крайней мере, со спины походило именно на это. Стараясь не привлекать к себе внимание, Цуна осторожно заглянул через плечо гостя. Да, это был рисунок несуществующего животного – к тому же, почти законченный. Большой зверь, одновременно похожий на кота и дракона. И тоненькая фигура прямо перед ним. Человек. Какой-то очень-очень знакомый Цуне человечек…
– Это что, я?!
Мукуро вздрогнул и резко выпрямился, затылком едва не размазав Цуне нос.
– О! – изрек наконец. – Ты? Я тебя не заметил…
Наверное, он врал. Все он заметил. Вот Цуна наклонился поближе, и Мукуро скосил на него внимательный взгляд.
– Так что, это я?..
– Да, ты, – прямолинейный ответ.
Цуна растерялся:
– Зачем?..
– Ну-у, – протянул тот. – Может, твоя психологиня расскажет? Или сам догадаешься… Дам подсказку, – и он хитро улыбнулся. – Я. Хочу. Захватить. Твое тело. Понимаешь?
– Ты – этот зверь? – уточнил Цуна.
– Вроде того.
– И он хочет захватить мое тело?
– Да ты просто схватываешь на лету, – съязвил гость.
– Понятно…
Он не знал, что перед сбором материала «психологиня» дала Цуне статью с правилами проведения и интерпретации результатов «Несуществующего животного». Мало кому понравится получить приказ к отчислению: Цуна прочитал ее от корки до корки. И теперь все прекрасно видел…
В рисунке Мукуро не было ни грамма агрессии, тревожности или страха. Только желание защитить того человечка – в центре, у преклонившего лапы диковинного зверя.
– Что ты так улыбаешься?.. – недоверчиво поинтересовался его хранитель.
Цуна вздрогнул, отрывая взгляд от рисунка. Извиняюще пожал плечами:
– Просто мне понравилось. Красиво вышло.
– Правда?..
– Ну да.
Мукуро вдруг оживился:
– Ну, тогда я тебе еще один покажу, хочешь? – и, не дожидаясь ответа, перевернул лист. – Смотри.
Что ж, после таких приятных открытий – почему бы и нет? Цуна с готовностью наклонился, и…
– Что это за щупальца и куда они лезут?!..
Так у университетского психолога появилось много любопытного материала для исследований.
_________________________________
Минутка занудной матчасти: «несуществующее животное» - проективная графическая методика, направленная на исследование личностных особенностей; используется при обследовании детей и взрослых. Наиболее подходит для выявления агрессии у обследуемого и определения характера этой агрессии.
Почти по Фрейду
Мини, юмор-стеб, Мукуро/Цуна, PG-13.
Саммари: Цуне снится эротический сон про Мукуро. Иногда хочется писать на такие избитые темы, ничего не поделаешь.
~1400 сл.
читать дальшеПерчатки Мукуро снимал долго и лениво – нарочно. И все это время возил коленом между ног лежащего перед ним Цуны, – и если перчатки еще можно было стерпеть, то это точно было верхом всех издевательств. В паху нестерпимо горело, от колена становилось лишь хуже, а руки были все еще наполовину в перчатках.
На треть.
На четверть…
Мукуро наклонился к его губам и осторожно укусил за нижнюю. Еще один поцелуй остался таять на раскрытой шее, и, прикрыв глаза, Мукуро медленно заскользил вниз, одновременно расстегивая на Цуне джинсы. А когда последние вместе с бельем оказались где-то на уровне голеней, и пупок защекотало прерывистое дыхание, Цуна тоже закрыл глаза. Крепко-прекрепко. И не раскрыл до тех пор, пока волна оргазма, похожая на приятную лихорадку, не окатила его тело от кончиков и до кончиков пальцев.
Это было так прекрасно, что Цуна застонал во весь голос, а потом, когда немного отпустило, понял две важные вещи: 1) он не знает, откуда в его комнате взялся Мукуро; 2) потому что он спит.
И тогда Цуна заорал во весь голос и где-то в реальном мире подскочил в постели, с полусна поскользнулся в пятне собственной спермы и упал на пол, стукнувшись головой о раму кровати.
Встретить утро без сознания – погано.
Встретить утро с осознанием того, что видел эротический сон про Мукуро – еще хуже.
Цуна пережил первое, затем второе, и только потом заметил Реборна, взирающего на него с вершин подоконника.
– Эм…
– Прежде чем ты спустишься вниз, я хочу, чтобы ты знал – это совершенно нормально.
– О…
– Так что я впускал к тебе в комнату всех, кого интересовали твои стоны.
* * *
Как и все застуканные во время онанизма, Цуна переживал три стадии: 1) стремление умереть; 2) желание провалиться сквозь землю; 3) зыбкая мечта исчезнуть из мыслей и памяти людей, не оставив после себя и следа. Где-то ближе к концу третьей стадии голову Цуны начали посещать мысли еще более мрачные. И отчасти риторические вопросы.
«Я теперь гей?..»
Стоило ли говорить, что единственный закономерный ответ на вопрос выше вызывал у Цуны все признаки лихорадки и какую-то совершенно новую разновидность ступора, при коей Цуна не реагировал даже на столь сильные раздражители, как…
– Осторожнее, Савада Цунаёши.
Цуна вздрогнул и поднял взгляд на жертву своей неуклюжести.
В голове тут же завертелись бесстыдные сцены из сна, а их главный участник, как назло, и без всяких снов выглядел так, будто подбирал аксессуары исключительно в секс-шопах.
– …Ты мне ногу отдавил, – пожаловался этот участник, демонстративно поправляя надетые на руки перчатки.
Черные, кожаные. Блестящие, как во сне.
Цуна сглотнул и ничего не ответил.
– Выглядишь не ахти, – продолжал одностороннюю беседу Мукуро. – Не выспался, что ли?
«Откуда он знает?!»
– Н-нет, отлично поспал.
– О, отлично, да? – с некоторым сожалением переспросил Мукуро и, обогнув Цуну, материализовался по другую сторону от него. – А выглядишь так, как будто всю ночь работал не покладая рук.
В некотором смысле это было правдой. Цуна мысленно досчитал до десяти, изгоняя из головы побочные ассоциации про перчатки, и поинтересовался, что это Мукуро забыл в Намимори.
– В Намимори?.. – сочувственно переспросили в ответ.
Было тут что-то подозрительное.
Прямо как огромное полуразрушенное здание Кокуе-центра рядом.
Мозг, все еще занятый перчатками и последствиями их исчезновения, отказывался работать, но каким-то шестым чувством Цуна понимал, что здесь что-то не так…
– О господи, я пришел к тебе?!
Мукуро гостеприимно заулыбался:
– Именно.
– Пришел к тебе!
– Да.
– К тебе…
– Мы это уже выяснили.
В бессилье Цуна сел, не сходя с дороги.
Это был знак. Ужасающий знак. Необратимый знак. И, образно говоря, голубой. Теперь не будет ничего – ни свадьбы с Кёко, ни семьи, ни детей. Сон, что привел его сюда, все решил наперед, и ему придется покориться.
Цуна перевел полный скорби взгляд на присевшего рядом Мукуро.
Не слишком понимающая физиономия…
Но говорят, сдирать пластырь нужно рывком, за раз – чтобы не было больно. Цуна, правда, всегда плохо понимал, к чему именно относится эта аллегория, и поэтому вспоминал ее в самые неуместные моменты.
Итак, Цуна зажмурился и дернул свой пластырь:
– Мне приснилось, как я занимался с тобой… этой… любовью!
Иногда пластыри отходят криво…
– Ну отлично вообще! – прозвучал откуда-то со стороны окон недовольный голос Эм-эм. – Мне тоже!
* * *
Это было странно, но Мукуро – тот самый Мукуро, которого когда-то отправили в тюрьму Вендикаре, как человека, напрочь лишенного всего человеческого, – с пониманием отнесся к всплывшей проблеме бывшего врага. Прошло не больше четверти часа, как Цуна, сам того не сознавая, уже сидел на диванчике в помещении, приспособленном Мукуро под некое подобие гостиной, и, попивая некое подобие зеленого чая, пытался рассказать свой сон так, чтобы слушатель понял глубину трагедии, а не широту разврата.
– Понятно, – с видом дипломированного психолога кивнул Мукуро, когда бессвязная тирада подошла к концу. – Значит, это у тебя впервые было?
– Что? – с осторожностью уточнил Цуна.
Потому что сами сны были далеко не новинкой. Новинкой был Мукуро в этих снах.
К счастью, именно это его и интересовало.
И – к несчастью – он не очень любил эвфемизмы…
– Впервые кончил, фантазируя о другом парне?
– Эм…
– Да?
– Да.
Губы Мукуро тронула довольная улыбка:
– Это большая честь, Вонгола…
– Мукуро! – остановил разворачивающийся бред самолюбования Цуна.
– Ладно-ладно, – он поднял руки, как будто сдавался, и не торопясь направился к оккупированному гостем дивану. – Давай подумаем, что с этим сделать. Прежде всего ты должен понять, что ничего зазорного тут нет.
– Да? – на всякий уточнил Цуна.
Вспоминался утренний случай с Реборном.
– Да. И то, что тебе один раз приснился я, не значит, что у тебя на меня какие-то виды… Понимаешь?
Цуна был полностью согласен – никаких видов. Только странная дрожь оттого, что Мукуро сел ближе обычного.
– Многие парни хотя бы раз в жизни видели вот такой компрометирующий сон, – продолжал тот, как бы случайно закидывая руку на спинку дивана. – Может, и ты снился кому-нибудь...
– Угу, – выдавил Цуна, потому что рука Мукуро неожиданно поменяла место дислокации и соскользнула гостю на шею. – Так… что делать?
На этом месте Мукуро погрузился в тяжелые раздумья, а его рука – за ворот рубашки Цуны.
– Знаешь, – сказал он, когда собеседник был готов орать от этой руки. – Я думаю, лучший выход – проверить все здесь и сейчас.
– Что проверить? – испугался Цуна.
И в этот раз его страхи были отнюдь не беспочвенны.
– То самое. Ошибка сон или нет.
– Но сон ошибка! Ты же только что это сказал!
Мукуро устало прикрыл глаза, но что поделать – в глубине души он был добр и не мог бросить Цуну наедине с его недалекостью и поверхностью умозаключений.
– Если ты больше не хочешь видеть эти «ошибочные» сны, то надо покончить с этим здесь же. Если ты ничего ко мне не испытываешь, какая-нибудь мелочь – поцелуй, например?.. – положит конец твоим фантазиям.
– Положит конец… – заворожено повторил Цуна.
– Ну так что? Все – ради конца?
Глупо было даже спрашивать.
Прочитав в молчаливом взгляде согласие, Мукуро придвинулся ближе. Его рука, ловко поднявшая Цуне подбородок, его улыбка – что-то смутно знакомое было в каждом проведенном рядом с ним мгновенье.
– Мы никому не расскажем, – успокоил он, когда расстояние между ними сократилось настолько, что слова стали уже не нужны.
И затем Мукуро наклонился к его губам и осторожно укусил за нижнюю. Как во сне. А после – прикоснулся к шее, и если Цуне не изменяла память…
– Ну, как тебе? – заинтересовались, меж тем, снизу.
– Мне… – осторожно начал Цуна, – больше нравилось то, что ты делал с перчатками.
Наверное, мозг любого занятого поцелуями человека работает лишь в полсилы, потому что Мукуро:
– Ты серьезно? Ну, давай попробуем.
Мукуро начал снимать перчатки. И это тоже было во сне, который видел только один из них…
Цуна задумчиво глядел на виновника своих сладких кошмаров и думал, кто в этой истории больший идиот.
– Знаешь, а я ведь не рассказывал, что ты делал с перчатками… – заметил он, когда процесс снятия покровов подошел к концу.
Мукуро молчал недолго, но многозначительно:
– Черт…
Эпилог
Фран с минуту глядел на застывшую у ночного окна фигуру и наконец понял:
– Мастер, вы похожи на горгулью.
– Чего?..
– Ананасовую горгулью.
– Не зли меня, Фран.
– Да, – оценил учительский настрой тот. – Вы и так злой. Это потому что вы больше не можете ходить в сны того парня?
– Хм…
– …Или потому что он выбил вам два зуба?
Мукуро тяжело вздохнул. Вернее – легко присвистнул, но подразумевая тяжелый вдох.
– Ничего, – сказал он наконец, и для Франа осталось секретом, кому из них это «ничего» было адресовано. – Сны Вонголы – не последнее место, где можно отдохнуть.
И это было сущей правдой. Где-то за много-много километров ворочался, страдая от кошмаров, Хибари Кея. Никто, даже Рехей, не знал, что ему снилось, но ходили слухи, что Хибари больше не носил с собой Хиберда…
Почему-то.