Дневник

[YaoiForKim]

Авторы: Lkv и Ник-ник
Бета: Син, Ник-ник
Пейринг: СасуНару
Рейтинг: PG-13 (в основном за «свободу речи»)
Жанр: стеб
Состояние, размер: Макси, в процессе
Дисклеймер: Кишимотовский.
Примечание: вечное АУ с вечным ООСом.
Саммари:
Честно говоря, я вообще не знаю, зачем пишу все это. Все же..если подумать, я не девчонка, чтобы тратить по полчаса на описание того, как я провел сегодняшний день, что ел на завтрак, обед и ужин и какого черта Ли из параллельного класса не так на меня посмотрел (хотя не факт, что девочки именно это в своих дневниках пишут… да и Ли всегда на всех смотрит одинаково аэмоционально). Но черт с ним, с обоснуем, хотя бы здесь я должен… Хотя бы здесь я могу… Написать что мой лучший друг просто редчайший извращенец!

Непонятно зачем, почему, отчего
Я тебя повстречал ни с того, ни с сего.
Я тебя повстречал и утратил покой
Непонятно зачем, неизвестно на кой… (с)

Извращение второе

День второй.
«Четвертый урок никогда не должен отводиться под урок физкультуры….» - так думал Наруто наворачивая вместе с остальными одноклассниками уже десятый круг по малому спортивному залу и ясно ощущая, что еще немного – и его живот разорвет от тяжести и, как следствие, боли, пришедшей к нему, видимо, как наказание за на халяву съеденный чужой завтрак.
Так же, для того чтобы учеников – не дай Бог! – не вырвало, четвертый урок не должен был отводиться под физику, алгебру и химию.
И все же…
Он отводился.
- Черт, Наруто, я передал пас тебе! – возмущался Киба с завидным постоянством, когда он упускал мяч по той причине, что руки у него росли немного не из того места, откуда они растут у обычных людей, попадал мимо кольца, попадал мимо кольца по физии учителя физкультуры и, наконец, попадал по себе.
А Саске не наблюдалось с самого утра.
-А?.. Да, прости… - растерянно отзывался порой Наруто на претензии Инудзуки, собираясь, концентрируясь на несколько минут, чтобы потом снова уйти в себя и вместо школы пребывать в каком-то ином, недоступном прочим существам мирке, в котором мысли о прошлом дне не давили на голову так сильно, в основном по той, конечно, причине, что там и событий-то тех не было.
Но долго торчать в мире грез не позволяла реальность. И в один прекрасный момент, когда в своем крошечном мозгу Узумаки во второй или третий раз отвел некоторое время под размышления о таком важном вопросе как «А где Саске?», судьба подбросила блондину подлянку в виде очень подлого (а значит – инудзуковского) броска. Размышления были прерваны дерзким мячом дерзкого Кибы, а точнее - его ударом об и без того наполовину пустую блондинистую голову, после чего, не собираясь останавливаться на достигнутом, мяч жизнерадостно полетел в раскрытые объятия коридора.
- Вот и вали теперь за ним – твоя башка его не отбила! – послышалось тут же недовольное от Кибы. Далее следовала небольшая речь про «пас», переданный Узумаки и обвинение последнего во всех несчастьях, случившихся в этот день с Инудзукой.
Будь здесь Учиха – он бы обязательно возмутился на крики незадачливого, страдающего манией величия игрока. Будь бы Наруто в душевном равновесии, а не в нирване – он бы убил страдальца сам. Но сейчас, даже не вслушиваясь в слова Кибы, крики прочих ребят и что-то еще, что, кажется, являлось голосом тренера, Узумаки молча поплелся за баскетбольным мячом, не переставая прокручивать в голове вереницу глупых и несвязанных, в общем-то, друг с другом мыслей.
Наклонившись за мячиком, он имел счастье увидеть знакомые кроссовки и, подняв голову, имел несчастье подтвердить все свои опасения.
Перед ним стоял маэстро (в области домогательств и захвата жертв у дверей их собственных квартир) Учиха Саске собственной персоной.
- Привет… - абсолютно спокойно поздоровался с другом Узумаки.
Вслед за этим можно было проследить траекторию мяча, в миг полетевшего из рук Наруто.
Саске, по всей видимости, траекторию как раз проследил, понял, что бросок изначально был предназначен для наискорейшей его кончины, и быстро наклонил голову в сторону, спасая свой хрупкий гениальный мозг от возможной деформации. Мяч, ударившись о стенку, отскочил и, пролетев над головой Узумаки, вернулся на круги своя, а именно – в малый спортивный зал, откуда в ту же секунду послышался гневный крик.
- Кто ж это, мать его, такой криворукий?!
Мяч, без сомнения, попал в учителя физкультуры, оглашающего сейчас второй этаж школы красноречивыми исконно русскими ругательствами.
Игра становилась интереснее…
Что касается Наруто – наверняка он отправил бы на тот свет дражайшего друга, так пристально сейчас его разглядывающего, причем отправил бы туда не один раз, но тут заметившие приплывшего в школу Учиху парни закричали им обоим что-то несвязное, размахивая руками, зазывая играть. И Саске, очевидно, догадывающийся о своей неминуемой расплате и, само собой, не особо ее жаждущий, кинулся в спортзал, утягивая за руку Наруто за собой.
Возобновилась игра.
Учиха, переместившийся по собственному желанию в команду противника, сновал где-то на другом конце поля, не особо мозоля глаза. Киба сновал примерно там же, что уже не могло не радовать. Учитель все еще не убил Узумаки за то, что тот так великодушно поставил ему на лоб шишку посредством своего наикривейшего броска. А сам Наруто наконец-то получил в руки вожделенный мяч и полупустой путь к кольцу врага перед собой.
Направляясь к намеченной цели, Узумаки краем глаза увидел, как (по всей видимости, в состоянии полного неадеквата) его лучший некогда друг с намерениями до того нехорошими, что улыбку, нарисовавшуюся на его физиономии, впору стало называть змеиной, начал пристраиваться со спины Узумаки. Под девизом «я чисто только мяч отобрать» Учиха и вправду отобрал мяч, но на достигнутом не остановился и другой рукой, не замешанной в злостном разбое, устроил не менее злостное домогательство. Наруто, вздрогнув, явственно почувствовал, как левая клешня брюнетистого соперника очутилась на его животе, заскользила вниз, к резинке шортов, и, забравшись под футболку, прикоснулась к коже.
- Давай, Саске! – донеслось в этот же момент откуда-то с другой стороны зала. – Уводи у него мяч!
Наруто, конечно, подозревал, что здоровьем их класс, как, впрочем, и все московские жители, не блещет, но такой прогрессирующей слепоты он не ожидал даже от них.
- Уводи! – поддержал неизвестного снующий рядом Шикамару, не обнаруживая, правда, при этом никакой активности в игре.
Ободренный недалекостью товарищей, Учиха крепче сжал пальцы на талии Наруто, потянул его на себя, вслед за чем тут же последовало дружное «Да!» одиннадцатого «А» класса, пребывающем в сомнение, что происходящее ныне происходит только для того, чтобы отдалить блондина от кольца. Наруто честно пытался вырваться, нечестно – вывернуться, но бессовестные руки бессовестного друга упорно стояли на своем. На чем именно – Узумаки пока точно не знал, но в тот момент, когда ладонь Саске, вконец обнаглев, переместилась на его бедро, смутные сомнения закрались в душу жертвы прилюдного домогательства. Ведомая ими, жертва со всей одури пихнула под ребра осмелевшего маньяка и, к своему ужасу, промазала мячиком мимо кольца, мимо щита, но – вот незадача – не мимо тренера.
- Узумаки! – прогремел на весь зал голос учителя, предсказывая скорую расплату за все свершенные и несовершенные Наруто грехи. Так бесславно и печально закончилась для несчастного фаворита учиховского игра в баскетбол.

Млекопитающие из команды противника, соответственно, были другого мнения.
- Отличная игра.
- Точняк!
- Молодец, Саске!
«Саске…»
В любом другом случае Наруто бы молниеносно исчез с поля позорной битвы за мяч (и за свою непорочность), гонимый красноречивыми и весьма кровожадными взглядами товарищей, однако сейчас, смутно догадываясь о том, для чего изначально предназначались маленькие, полутемные, закрытые помещения, он сел на маты и стал ждать, пока все вытекут из раздевалки.
И все вытекли. Как и положено парням – очень быстро.
Все. Кроме Учихи.
- Что ты тут торчишь? – хмуро поинтересовался физкультурник, подходя к Узумаки с наполненной льдом грелочкой в руке: удар о его несчастную голову не прошел бесследно, за что сейчас учитель собирался безжалостно расквитаться с Наруто. – А ну брысь в раздевалку! Быстро!
Учитель вообще никогда не разделял чужого горя.
Бросив на местного монстра полный печали взгляд, от чего, правда, совесть у монстра все равно не проснулась, Наруто на несгибающихся ногах направился в раздевалку. Рывком открыл дверь, словно этим мог смутить или напугать поджидавшего (что было уже заранее известно) его там Саске, и последний убежит куда-то в неизвестном направлении, чего(что, в общем-то, так же было известно заранее) не произошло. Саске четко выделялся на фоне прочих узумаковских одноклассников одной очень благородной на первый взгляд (и совсем уж поганой – на второй) особенностью: в виду выдуманного лично им же самим авторитета, он никогда ни от кого не убегал.
- Долго же ты смелости набирался на глаза мне попасться, – довольно нагло заметил Учиха, когда Наруто, усиленно делая вид, что Саске он не видит, подошел к скамье, с лежащими на ней его вещами.
- А ты что тут забыл? Уже переоделся – так вали… - огрызнулся Узумаки и устрашающе засопел: на тот случай, если Саске обнаглеет до такой степени, что попытается продолжить вчерашнее прямо в школьной раздевалке.
- Тебя, – усмехнувшись, ответил Учиха.
- Да иди ты к черту, блин! – моментально задергавшись и переходя на громкость выше среднего заголосил Наруто, развернувшись в процессе криков и зашвырнув не в чем неповинной мусоркой во всем виновного друга.
- Погоди! – Саске примиряющее поднял руки (от удара мусорным ведром это, правда, его все равно не спасло) и попросил негромко. – Нам поговорить надо…
- Ну валяй, изливай душу… - отворачиваясь, буркнул блондин.
Теребя в руках поднятую со скамейки рубашку, Наруто упорно создавал видимость того, что в принципе ему все равно с какой несусветной чушью в качестве речи обратится сейчас к нему друг. Так же усиленно, надо заметить, он вслушивался в тишину, царящую за его спиной.
«И сейчас он скажет: Это была просто шутка, Наруто», - начал заниматься предсказаниями блондин, когда, тяжело и очень наигранно вздохнув, Саске пробормотал за его спиной:
- Я хочу тебя…
- Блять! – перебил Узумаки, весь сразу же вытягиваясь и роняя рубашку на пол.
- Ну что ты теперь скажешь?.. – продолжил Учиха, хотя сказанного блондином, в принципе, уже было достаточно.
- Иди нахуй… - морщась, отозвался Наруто и судорожно начал переодеваться, что, кстати говоря, было немного необдуманным поступком после пылкого признания друга. Впрочем, Узумаки можно было не бояться повторного нападения свихнувшегося приятеля, ибо на этот случай у него был припасен особо гениальный план, парочка выпадов, метательный портфель, метательная скамейка и метательный он.
Вполне вероятно Саске смутно догадывался о сих замыслах, возникшей в обделенной серым веществом голове друга, потому как остался наблюдать процесс переодевания со стороны.
- Ты не понимаешь… - прошептал он, когда Узумаки, стянув через голову футболку, оглянулся на него, одаривая парочкой угрожающих взглядов примерно следующего содержания: «смотри, но не трогай», - я не могу уже больше терпеть… - не услышав ничего на это очередное душеизлияние, Саске продолжил так, как будто он говорил сам с собой и в принципе ответов не ожидал, и не придавал им особого значения. – Ты хоть на секунду представляешь, что значит – сдерживать себя? Это труднее, чем стометровка, труднее, чем теорема косинусов, труднее, чем слушать нашего завуча и с умным видом кивать головой, когда хочется сказать ей « вы знаете, я впервые такую стерву вижу»! Это труднее, чем ты можешь себе представить! – и он замолчал ненадолго, переводя дух.
Наруто, не имевший представления ни о теореме косинусов, ни о геометрии вообще, речь друга не оценил, а проблему не понял. Впрочем, разговор обоих сейчас отдаленно мог напоминать общение двух иностранцев, встретившихся на нейтральной территории и знающих только универсальный для общения во многих странах английский, но настолько коряво, что даже простые понятия искажались в их устах до невозможности.
- И ты думаешь, после этого я позволю тебе сделать со мной то, что ты собираешься? – Наруто демонстративно передернул плечами и, уже подойдя к двери из раздевалки, добавил строгим и, по всей вероятности, одолженный в долг у тренера голосом. – Я все сказал. Будешь приставать – так отделаю!.. Ух!.. Сам знаешь, как, в общем.
К сожалению, Саске, в общем, и вправду знал и сам. Знал, что отделать его из существ, находящихся в данном помещении, вряд ли кто сможет. Однако в речи Узумаки главным словом было далеко не «отделаю», и ныне Учиха с печалью осознавал это.
- Один раз!.. – Учиха кинулся к двери и, хватая друга за рукав, потянул его на себя, не давая покинуть раздевалку. – После этого, быть может, моя хотячка пройдет… Ты слышишь? Я ведь просто прощу о помощи. Я ведь из-за тебя с другими парнями уже вот несколько месяцев не могу. Из-за тебя. Один раз… - и Саске, завершая сбивчивый свой монолог, не забыл испоганить все до конца одним волшебным словом.- Только один раз, котенок!..

Это его до отвращения домашнее и, по всей видимости, одолженное из инструкции для юных пидорасов – «Санта-Барбары» - «котенок» было последним, что я услышал, покидая раздевалку спортзала практически со скоростью света (остается только удивляться, как я не распался на атомы).
В голове крутились отрывочные мысли, мигом сменяющие одна другую.
Чуть не упав на лестнице, столкнувшись минимум с тремя почтеннейшими престарелыми учителями и услышав от них весьма необычные для таких интеллигентных людей слова, я оказался в столовой (я почему-то всегда оказываюсь в столовой, когда бегу, куда глаза глядят).
Застыв в самой толкучке (а значит – около буфета), я начал постепенно приходить в себя. Но пришел только к одной очень скверной мысли…
«Он чокнулся сам и решил свести с ума меня».
Уже одна перспектива целоваться со свои лучшим другом вызывала во мне рвотные позывы – более сильные даже, чем после первой пьянки. А мысль о том, что друг не одних только поцелуев от меня жаждет, приводила в тихий ужас, пересиливавший даже желание отправить Саске в последний путь живьем.
Больше всего в тот момент меня мучил лишь один вопрос – он, что, думал, что после всего этого я радостно брошусь ему в объятия со словами «Да, Саске! Возьми меня здесь и сейчас и можно даже без вазелина!»? Впрочем, вполне вероятно, что в тот момент он не думал вообще.
И что за «не могу с другими парнями»?Что он не может? Что за другие парни? Как это «из-за меня»? И какой я ему, на хуй, котенок?!
Тамбовский волк ему котенок!

Рассуждая про себя, если, конечно, мысленную ругань и, периодически – ругань вполне себе реальную, можно было назвать размышлением, Наруто вышел в школьный холл и в задумчивости остановился неподалеку от выхода с клюющим носом у него стариком-охранником. После произошедшего он твердо решил сбежать из школы. Высиживать еще три урока в одном классе с Саске и, что куда важнее, за одной с ним партой, как то было в другие, не замаранные учиховскими выходками дни, было просто невыносимо. Так же невыносима, впрочем, была и алгебра, учительница по алгебре, по какой-то неизвестной Узумаки причине (а на деле же – за прогулы, безделье и курение под окнами директорского кабинета) ненавидевшая Наруто, и вся школа в целом.
Так или иначе, причин покинуть сие страшное здание и убежать от него километров за десять, как минимум, сегодня у Узумаки было в два раза больше, чем обычно.
Мимо пофигистичного охранника на выходе он проскользнул вполне удачно и довольно быстро, как пинком подгоняемый желанием поскорее исчезнуть из родных школьных стен в неизвестном направлении. Покинув крыльцо школы, он почувствовал в тот же самый момент, как вместе с обшарпанными бело-желто-непонятными стенами позади остается тоска и волнение. Покой посетил измученную лучшим другом душу Наруто. А Наруто в свою очередь посетил некий московский дворик.
Безусловно, читателю, ежели он имеет хоть какое-то представление о Москве в целом, а не лишь о центральных ее регионах, показались бы знакомыми сии живописные окрестности. Дворик относился к тому разряду столичных достопримечательностей, тошнота от которых подкатывалась к горлу при первом же взгляде на райские сады и райские мусорки, что, само собой, в корне отличало его от более распространенного вида московских улочек, оценить всю неповторимость и экстравагантность которых можно было лишь вдохнув полной грудью запах мочи и помоек родной столицы.
Наруто пересек жуткий дворик наполовину и в задумчивости остановился перед неким подобием палатки. Жутко хотело пить.
Купив у подозрительного вида торгаша бутылочку минералки и несколькими глотками опустошив ее на треть, Наруто понял вещь еще более важную…
Жутко хотелось выпить.
Узумаки не отказал себе и в этом.
В конце концов, разве после всего произошедшего сегодня он не заслужил?

Около помойки что-то непонятное, серое и, по всей видимости, принадлежащее к млекопитающим породы крысиной шумело без конца, отвлекая от процесса откупоривания бутыли и мешая сосредоточиться.
Но стоило было Наруто отхлебнуть парочку глотков, подавиться от волнений, в свою очередь нагрянувших от неприятных воспоминаний, закашляться и, дергаясь в судорогах рядом с помойкой, обрызгать пивом подходящего к нему Нейджи, он увидел… Нейджи.
Хьюга сегодня, стоит отметить, был в отличном расположении духа. Во всяком случае вплоть до того момента, как струя Клинского испоганила его новенькую курточку (видимо, бесконечные проблемы подобного рода были чем-то вроде посыла судьбы к Хьюге. Или посылом судьбой Хьюги, что более вероятно).
Немного посмотрев на одноклассника, на бутыль в своей корявой, как выяснилось буквально секунду назад, руке и на абстрактное пятно на куртке Нейджи, Наруто молвил в полголоса:
- Э…
И добавил спустя минуту опасного молчания:
- Ты что тут забыл?
Кого-кого, а уж самого Нейджи-пафосного-великого увидеть рядом с собой, да еще и в таком нелицеприятном для психически-вменяемых людей месте он никак не ожидал.
Нейджи решил быть искреннем.
- Ну ты сука! – заголосил он, тыча пальцем в испоганенную куртку. – Вот же бля!..
Наруто искренность оценил и, виновато поглядев на возмущающегося одноклассника синими, полными невинности и чем-то еще – кажется, «будоражащей душу нежности», а, может, и «страстности» - глазами, попытался как можно вежливее извиниться.
- Не хер стоять, где ни попадя, бля! – выдал он.
- Я, бля, к тебе только подошел, бля! – продолжил интеллектуальную беседу Нейджи, для большей интеллектуальности разводя руки и слегка отклоняя бюст назад. Позиция имела название «Чето я не понял, че такое?!» и использовалась преимущественно в общении быдл.
- Угомони свой матюгальник, псих-недоучка! Тебе в детстве не говорили, что подкрадываться к человеку плохо?
Дество у Хьюги, надо заметить, было тяжелым. Как, впрочем, и отрочество, и юность, и даже младенчество. Потому, быть может, он ответил с глубоким сожалением:
- Наруто…бля…
- Бля, Нейджи!
Подобным образом разговор продолжался еще пару минут. Накрасовавшись в своем идиотизме друг перед другом вдоволь и придя к выводу, что «бля» в конце каждой реплики выглядит, скорее, глупо, нежели круто, парни, покинув «обитель мусора», уселись на поребрик и принялись раскуривать вонючий Винстон.
- Ну так… что ты из школы-то убежал?.. – поинтересовался Хьюга, морщась от сигаретного дыма, немногим отличного от аромата горевшей мусорки: никогда он еще не опускался до курения таких дешевых сигарет в таких загаженных местах – и добавил по привычке. – Бля…
Не будучи больным такой страшной, неизлечимой болезнью, как искренность, Наруто бросил банальное:
- Да заебало все… - и снова уткнулся взглядом в потрескавшийся асфальт.
- Ясно… - послышалось аналогичное от отпрыска дома Хьюг.
Немного помолчали. А затем Нейджи, повернувшись к Узумаки, спросил что-то совсем уж неожиданное:
- Купить тебе еще пива?
Солнечные лучи, падающие на темноволосую голову Хьюги в этот момент воссоздали видимость наличия нимба на голове последнего. Утопающему в практически искренней благодарности к неожиданно объявившемуся «кошельку» Наруто, во всяком случае, привиделось именно это.
- Ну…э… купи… - В своей небезызвестной манере ответил он, глядя на одноклассника как на святого. – А с чего вдруг такая щедрость?
Нейджи таинственно улыбнулся, но не ответил ничего.
Прошло буквально минуты две-три с его ухода, когда Наруто снова узрел хьюговский силуэт, вывернувший из-за угла. В каждой руке потомка самой интеллигентной семьи их школы, колыхались две бутылки.
- Амстердам… - сказал Хьюга с таким явным пренебрежением в голосе ко всему, что «Амстердамом» в пивном производстве не является, что на какую-то долю секунды Узумаки явственно захотелось этот самый «Амстердам» о голову Нейджи разбить, а затем добавил, протягивая бомжующему на поребрике однокласснику пачку «Капитана Блека», - И сигареты тебе нормальные…
Наруто хмуро принял подачку.
- А теперь расскажи, что тебе такого Учиха в раздевалке сделал, что ты выбежал оттуда с округлившимися от ужаса глазами?.. – послышалось от Хьюги через минуту-другую.
Встрепенувшись, Узумаки поднял глаза.
Всем своим видом Нейджи напоминал сестру милосердия. Лишь понимающе изогнутая бровь немного портила это, несомненно, приятное впечатление о нем.
Понимал он, определенно, совсем не то, что нужно.


Я сидел на этом холодном, грязном поребрике, вертел в руке подсунутую пачку сигарет, делая изредка глоток-другой из бутылки, и, кажется, думал - со мной бывает.
Я пытался понять в тот момент, зачем, почему и на кой Хьюга Нейджи, человек, который ради ближнего своего не оторвет задницу от стула, если ему не будет в этом выгоды, сейчас сидел здесь, рядом со мной, тем, кто и не друг ему даже, на все том же поребрике, рядом с мусоркой, когда в школе шли уроки, и подталкивал меня поделиться своим несчастьем. Я пытался понять так же, что он ищет в этом разговоре для себя в том случае, если мои самые страшные (и, к сожалению, самые правдоподобные) предположения могут оправдаться и у Хьюги вовсе не проснулась неожиданно человечность, как то было бы в идеале. Еще, помнится, я пытался понять, в чем смысл – платить за пиво восемьдесят рублей, если та же бурда продается за двадцать.
И затем я понял!
За двадцать не так гламурно!
А Нейджи снова и снова вырывал меня из размышлений уговорами, просьбами рассказать ему, поделиться с ним. И, в конце концов, я подумал «А ведь и правда я мог бы …»
И все ему рассказал.
Я рассказал и про вчерашний день, и про тот поцелуй. Рассказал и про разговор в раздевалке, и про «хочу» Саске. Он только кивал с очень умным видом, иногда вставлял «ясно» - его любимое, видимо, слово – но ничего больше не говорил. Мы выпили еще пива. Он позвал меня в какую-то дурацкую, напыщенную забегаловку. Не помню ее названия. Там даже никто не поинтересовался, есть ли нам восемнадцать; Нейджи что-то шепнул бармену у стойки, тот кивнул, улыбнувшись, и пошел в подсобку. Конечно, это был, наверняка, один из баров отца Хьюги. И в этом баре я подвел историю к ее логическому концу, а именно – к нынешней своей очередной пьянке (вы только не подумайте, на самом деле я совсем даже не пью! Я выпиваю). Нейджи снова ограничился одним только «ясно». Это «ясно» было последним, что я услышал, прежде чем отрубиться.

* * *
«О…фак, моя голова.
Надо как-то разлепить глаза…
Черт, почему же все тело так дико ломит?..
Стоп. Что это? Что за дурацкие бежевые обои в цветочек?
Что за дурацкие до боли знакомые цветочки?
Срочно закрыть глаза… И прикинуться трупом».
Вереница мыслей кружила в моей голове, когда, преодолевая боль и ломоту в теле, я пытался приподняться на локтях, чтобы лучше оглядеть чужую комнату, в которую забросила меня неблагосклонная к прогульщикам и юным алкоголикам судьба. Взгляд поочередно обращался то к цыплячьи желтым обоям, которые как страшный кошмар застряли в моих воспоминаниях о детстве, то к огромному плазменному телевизору по правую сторону от дивана, на котором я лежал.
В тот момент, когда ко всему прочему я обнаружил отсутствие на себе какой-либо одежды, кроме трусов, в коридоре послышались тихие шаги. Я перевел взгляд на дверь.
Черная сумка у стены рядом с входом.
Черная сумка Саске.
Я с ужасом принял сидячее положение. Потом с ужасом упал обратно на подушки, подкошенный тошнотой, подкатившейся к горлу и новым приступом головной боли.
Эта была черная сумка Саске, обои в цветочек Саске, телевизор Саске. Это была комната Саске и последние минуты моей мирной жизни.

Пока Наруто, судорожно вертясь на кровати, хватался от ужаса за голову, сердце, которое почему-то находилось у него справа, и мысленно рвал на недалекой своей голове волосы, шаги в коридоре затихли, словно неизвестный в задумчивости замер у самого порога, а затем дверь открылась, и в комнату вползло местное Мировое Зло, Змей-искуситель и младший сын Сатаны, Учиха Саске. И тут же получил контрольный в голову подушкой.
Подушка со смаком ударилась о закрывающуюся дверь.
Дверь со смаком ударилась о несчастную голову стремительно отскакивающего Саске.
За стеной послышалась недолгая нецензурная тирада.
Надо признать, сия речь доставила страдающему в невольном заточении блондину немалое удовольствие. Однако отсутствие подушки сделало невозможным возвращение тела в горизонтальное положение, и Наруто, раздражаясь от перспективы вставать и идти куда-то, где, кроме вожделенного предмета постельного гарнитура пребывал еще и Саске, благородно перевел весь свой праведный гнев на Учиху.
- Скотина! – крикнул он с такой преданностью своему делу, что сей факт о проживающем в данной квартире субъекте стал известен не только самому субъекту, но и соседям этажом ниже, выше и кошке, гуляющей по соседскому балкону (кошка, впрочем, и так была в курсе. Кошки вообще очень умные люди)
Дверь приоткрылась и на пороге ее нарисовалась та самая «скотина» с очень перекошенным лицом и рукой, судорожно растиравшей покрасневший при встрече с дверью лоб.
- Заткнись, придурок, - прошептала «скотина», - А то еще одну дозу снотворного в тебя волью…
Где-то спустя полминуты до Наруто дошел смысл этих слов.
- Ах ты уебок! И ты еще называл себя моим другом? И я еще верил?! – в приступе женского невроза Наруто начал стремительно переходить на ультразвук.
На тот момент, когда в своих несвязных криках Узумаки пытался передать, что случится с Саске после смерти, которая, конечно же, не заставит себя долго ждать, Учиха, низко опустив голову – так, что за челкой не видны были глаза, направился к кровати с голосившим на ней другом, по пути поднимая с пола подушку. Подушка опустилась на лицо Наруто, только лишь Саске достиг своего пункта назначения. Процесс удушения продолжался вплоть до тех пор, пока «маньяк» не получил от своей «жертвы» коленом в живот. Это было словно знаком свыше (или снизу) – разговор по душам был неизбежен.

- Наруто… - Учиха опустился на край кровати и попытался словить руку блондина, беспрестанно снующую перед его носом с очень нехорошими намерениями, - мне надо объясниться перед тобой, наверное…
Узумаки замер.
Надежда на то, что недавние ужасы его жизни, так или иначе связанные с лучшим другом, окажутся просто весьма неудачной попыткой Саске пошутить над ним. Конечно, даже в том случае, если факт уравновешенной психики Учихи в учет не брался, оставалась еще куча вопросов, такие из которых как «Зачем?», «Как?» и «За что?» не нашли бы ответа даже у такого уникума как Шикамару. Но Наруто, обладающий отличительной особенностью верить только в то, во что верить приятнее, отмел в сторону подобные мелочи.
-Валяй… - хмуро предложил он, - Только на этот раз что-то получше, чем «я хочу тебя» придумай.
Саске долго и упорно сверлил глазами линолеум на полу комнаты, как-то раздраженно прикусывал губу, а затем и вправду придумал что-то получше.
- Я люблю тебя, Нару… - тихо прошептал он.

«Я люблю тебя».
Первое сказанное мне «люблю».
Казалось, все мысли мигом вылетели из моей головы, а тело как будто онемело - в целом общее состояние отдаленно напоминало отходняк после неслабой дозы ерша. Я сидел в его комнате, только пару минут назад хотел отделать так, чтобы его не то что мать родная – и он сам бы не узнал, а теперь просто молча глядел на его ссутулившуюся фигуру. Странная реакция на парочку слов, правда? По-моему, они волшебные.
Саске чуть повернул голову, искоса глянул на меня. Наверное, я в тот момент выглядел неповторимо глупо, потому что он улыбнулся. Он улыбнулся, и я сказал, сглотнув:
- Ты мне тоже дорог, конечно…
Вот теперь я точно выглядел неповторимо глупо. И нес неповторимые глупости.
- Я тоже очень люблю тебя… друг! – Дополнил и широко улыбнулся. Чтобы Саске не сомневался ни на миг в том, что я не понял этого его признания. И чтобы успел превратить свои слова в шутку.
Я все сделал для того, чтобы он не опозорился такой глупой выходкой! А он, дурак, опять повторил:
- Я люблю тебя. Не как друга. Ты, чертов балбес!.. – И после этих слов он наклонился ко мне, снова, как и тогда, обхватывая за плечи, и поцеловал.
Опять.
Если бы когда-нибудь какой-то на голову больной миллионер предложит мне тысячу долларов за то, что я опишу ему в красках, что испытал во время этого поцелуя, я, наверное, костьми лягу…
И все равно и пары слов не смогу связать.
Потому что как бы я не ломал голову сейчас, не могу решить, чего больше было в тот момент: отвращения или удовольствия. А раз уж так, мне не назвать это чувство словом – такого слова просто нет. И мне не понять, какое желание было сильнее – оттолкнуть или поддаться?
Я позволял ему целовать свои губы, связанный этими бесконечными сомнениями. А затем его рука скользнула по моему животу вниз, оттянула резинку трусов и…
И – простит меня Господь Бог или тот, кто поставил в это унизительное положение – я двинул ему в челюсть со всей возможной силы. Секундой позже я имел несчастье оказаться утянутым на пол. Вместе с одеялом, подушкой, простыней и, самое печальное – Учихой. Я оказался сверху (хоть что-то радует), на ягодицах явственно чувствовались цепкие грязные ручонки Учихи. Прошло буквально полминуты, и одеяло, мирно лежащее в сторонке, не без его помощи окутало мои плечи и лишило возможности двигаться.
Саске столкнул меня со своих бедер и, уложив на спину, наклонился, убирая пряди волос, что лезли мне в глаза. Его ладонь задержалась на секунду на моей щеке, а затем он, прижавшись всем телом, начал целовать меня в губы и в шею, то медленно, то быстро. Не встречая никакого сопротивления с моей стороны, Саске запустил руку под одеяло, в которое он замотал меня словно в куколку гусеницу, и коснулся ладонью бедра. Пальцы начали медленно массировать кожу.
Так же медленно, но верно из меня, как получалось, делали гея.
И в тот момент, когда мысль об этом промелькнула в моей голове, а на смену удовольствию пришло равносильное самой страшной агонии осознание всей неправильности, неестественности, аморальности и еще чего-то, не слишком хорошего в данной ситуации, в коридоре послышался шум и чей-то знакомый, как показалось мне, голос весело пробасил:
- Есть кто живой? Или мертвый? Мертвые могут… не отвечать.
Так, благодаря слегка подвыпившей и от того очень счастливой главы учиховского семейства, прикинувшись мертвым и никаким образом к этому дому не причастным, я спас самое дорогое, что у меня было…
Навязанную обществом гомофобию.
И все бы ничего, да только совсем запутался я… Двоякое ощущение. Чувство счастья и… облома. Я не готов, конечно, пройти заново все ужасы лобзаний с парнем, но иногда (примерно раз в минуту) так хочется узнать, а что было бы если тогда никто не помешал Саске. И что сделал бы я? Я уже интересовался у самого себя – но там меня послали к черту, сказав, что сегодня мой мозг закрыт на переучет и адекватно мыслить все равно не сможет. Я даже знаю, кто виноват в этом. Впрочем, во всех моих последних проблемах, включая странные в самом нехорошем смысле этого слова мысли о друге, хотя, потому как он все-таки друг и, помнится, парень, он не должен вызывать у меня никаких мыслей (у меня вообще мало что вызывает мысли), виноват только Учиха.
И что мне делать теперь? Положить в сумку еще один кирпич?
Я бы положил, да только я забыл сумку у Саске…


P.S: А вообще чувства облома нет. Хотя забавно бы, наверное, звучало: «облом переполнял мою душу». Даже еще забавнее, чем «пипец бушевал в моем сердце»… Русский язык так богат. Жаль, не все об этом знают.