Грязно-зеленый
Грязно-зеленый
Говорят, настоящая любовь не знает грязи. Но тогда, что она такое? Лишенная чувства собственничества, ревности, редкого раздражения и сиюминутной злости она, скорее, напоминает помешательство. Любовь преданная, слепая, обожествляющая предмет обожания – она смешна. Она превращает людей в безвольных чудаков, ведает их поступками и словами. Меняет до неузнаваемости. Чтобы полюбить по-настоящему, надо стать рабом этого чувства.
Но если так, кто по собственной воли согласится расстаться со свободой? Может, лучше любить ненастоящей любовью, как любили до этого?
Впрочем, вас закуют в цепи, не спросив согласия. Так что, пока легко дышится, не мечтайте о любви.
Пятая Хокаге пахла больницей, продирающими ноздри лекарствами и – немного – сладким сливовым вином. Они стояли на большой кафельной площадке под каменными лицами пяти Хокаге, и ветер, обдувавший их лица, приносил с собой шум и музыку всей Конохи. О том, что у каждого города, деревни, даже крохотного села была своя музыка, Саске узнал совсем недавно. Стоило только начать слушать…
Цунаде устало вздохнула и оперлась на стальные гладкие перила площадки. Внизу колыхались от порывистого ветра кривые низкие деревья, растущие у самой скалы.
- Ты нас всех на уши поставил. – Сказала, наконец, с усмешкой она.
Саске чуть склонил голову в ее сторону.
- Значит?..
- Грипп. – Отозвалась женщина. – Неприятно, конечно, но не смертельно. И не опасно для всей деревни, что важно…
- Я был абсолютно уверен в том, что это Лис. – Прошептал Учиха, в сомнении глядя перед собой слепыми глазами.
- По-твоему, насморк с кашлем тоже его лап дело? – голос Пятой звучал, как звенящий родник. Она улыбалась.
- Знаю, знаю… Но, - Саске угрюмо вздохнул, - я почувствовал его. Поверьте, после того раза у меня на эту хвостатую скотину развилось охотничье чутье.
- Ну все, - отрезала Хокаге. – Хватит. Догадываюсь, о чем сейчас речь пойдет: все признаки на лицо… лихорадка, жар и «тра-та-та». – Она оттолкнулась от перил и с видом измученного человека принялась массировать шею. – Только лихорадка явление вполне себе нормальное при высокой температуре. Запустишь - того глядишь, свалишься где-нибудь в обморок, а потом и бредить от жара начнешь. – Учиха хмуро молчал. Заметив его недоверие, Пятая снова вздохнула и добавила в успокаивающем тоне. - А печать я проверила, Саске. Все в порядке. Стоит, родная. Не мучай себя и его. Полежит недолго в больнице, оклемается… и сбежит, небось, снова. – Она безнадежно махнула рукой в неизвестность. – Я тебя как-нибудь к нему свожу… Но это, конечно, уже не сегодня. А пока – отдых, как профилактика от гриппа. Пойдем!..
Она схватила Саске за руку.
- Куда?
- На профилактику. Тебе тоже надо. Даже необходимо.
Саске просто не оставляли выбора. «Хорошо», – он послушно последовал за женщиной, смутно подозревая, что сливовое вино все еще будоражит кровь Пятой. Весьма скоро его подозрения укрепились….
- Тебе ведь уже есть восемнадцать, не так ли? – Скорее утверждала, чем спрашивала, загадочным полушепотом Хокаге.
* * *
- Ну и чего ты вылупился? Поворачивайся ко мне спиной и снимай штаны.
- Но…это…
- С кем, по-твоему, ты имеешь дело? Снимай, кому говорят!
- Да…
- Знаешь, а лучше на кровать приляг… мне так будет удобнее.
- Хорошо.
Наруто лежал на животе, уткнувшись носом в подушку, и принюхивался к едкому запашку больничного стирального порошка, коим пропиталась насквозь наволочка. Сзади устрашающе шуршали чем-то загадочным, скорее всего, в очередной раз собираясь измучить его.
Послышались неторопливые шаги, и над ним нависла тень.
- Расслабься, - посоветовали ему, и Наруто напрягся еще сильнее.
- Мне больно будет… - Без особой надежды на спасение пробормотал он, стараясь не поднимать головы.
- Терпи! – Грозно. – Ты мужчина или как?
В ягодицу медленно вошла игла шприца.
Наруто мысленно ругнулся.
Антибиотик проникал в мышцу долго и болезненно, настолько, что под конец Узумаки обреченно уткнулся носом в подушку и так увлекся собственными страданиями, что не заметил, как в палату вошли.
- Это еще кто? У нас процедуры! – Недовольно воскликнула Сакура, она же узумаковская личная медсестра, заслоняя достояние своего друга от взоров незваных гостей шторой, которую требовалось закрывать с самого начала подобных процедур, и которую Сакура не закрывала, должно быть, из принципа.
- Да-да, ты вовремя спохватилась, - прокомментировал процесс судорожного зашторивания добродушный голос Цунаде. – Эх, Сакура… даже в этой мелочи я четко вижу: внимание к больным у тебя где-то на втором плане.
- Я очень внимательна! – Возмутилась Харуно, стремительно выдергивая шприц из измученного тела товарища. – Никто из пациентов еще не жаловался.
- Не успели? – Послышался голос спутника Пятой, и Наруто, перебивая Сакуру, радостно воскликнул:
- Саске!
За ширмой приветственно хмыкнули.
* * *
В синей высоте неба светило яркое, непривычно теплое для наступившей осени солнце. Саске стоял у окна, ощущая на коже его щедрые на жар лучи. Где-то за спиной слышалось копошение Наруто: злобно комментируя назначение любимой девушки на должность медсестры, ставящей ему уколы, тот судорожно натягивал штаны от больничной пижамы. Исключительно по его просьбе Учиха вынужден был переместиться к окну, да еще и отвести незрячие глаза от свершаемых на кровати действий. Сей каприз был мотивирован необъяснимым смущением Наруто (почему-то не посетившим его в присутствии Цунаде), и Саске, в последнее время замечающий за собой потакание любым узумаковским капризам, выполнил и этот, отведя, тем не менее, недолгую речь вопросу наличия логики у друга.
- Все, я готов! – Послышалось жизнерадостное с постели. – Иди сюда, а то у меня вся задница исколота, аж сидеть не могу. И лежать на спине. И ходить тем более.
Саске послушно пошел на голос. Нащупал рукой край кровати, присел, проводя ладонью вверх, к изголовью. Очень скоро его пальцы коснулись хлопчатобумажной ткани, прячущей под собой теплую упругую кожу. Чуть выше, по гладким линиям тела – и вот рука слепого уже покоится на спине, чувствуя под больничной пижамой угловатые лопатки. Наруто сперва напрягся, ощутив чужое прикосновение, но очень скоро, вспомнив, должно быть, как его «разглядывали» двумя днями раньше, успокоился и невнятно прошептал тихим голосом, тут же вызвавшим у друга нездоровую ассоциацию с мурчанием:
- Саске… ты все-таки пришел.
Под рукой задвигались мускулы: Узумаки устраивался поудобнее. Подавив в себе желание ласково провести пальцами вдоль позвоночника друга, Саске убрал руку и произнес, для чего-то выдавив неловкую усмешку.
- Да. Ты думал иначе?
- Я просто не был уверен, что ты сможешь добраться до больницы один. Сакура-чан здесь ведь. – Ответил Узумаки.
- У меня много поводырей.
На кровати завозились снова: должно быть, на этот раз Наруто поднимался на локтях, дабы обеспечить себе наилучший вид на Учиху Саске. Через мгновение он, несмотря на собственные утверждения относительно неимоверной величины урона, что был причинен его пятой точке, сел, а затем наклонился к другу и зашептал ему в ухо интригующим полушепотом:
- А хочешь, секрет раскрою? Я думаю сбежать. Этой ночью. Все уже запланировано. – И изобразил злодейский смех. Получилось весьма комично. – Кстати, я к тебе сбегаю. – Добавил он следом. – А то дома-то меня быстро отловят.
- Вот как, - Саске хмыкнул. – Ну спасибо хоть, что предупредил. Когда мне тебя ждать?
Наруто искренне удивился.
- Ты что, серьезно, не против? Ну… жди после полуночи. Все крутые сбегают в полночь.
- Хорошо, крутой. Приглашу к тому времени Цунаде с медиками. Чтобы ждать было не скучно.
На кровати возмущенно задергались.
- С дуба рухнул?! Я тебе секрет доверил, тупица!
Не обращая внимания на вопли друга, Саске повернулся к стене, и теперь Наруто мог видеть лишь его сгорбленную спину. Он молчал, и Узумаки, отрезвленный этим молчанием, с закравшимся в душу волнением осекся на очередном, привычным ему ругательстве.
- Да… надо будет и мне доверить тебе один. – Послышалось задумчивое от Учихи. - Я не знаю, сколько еще восстановленная мною печать сможет удерживать Лиса. То, что случилось с тобой позавчера, очень напомнило мне нашу последнюю миссию в Чайную страну. – Он осекся и поспешил исправиться. - Последнюю для меня… Приставшая к тебе в стране Железа простуда меня не попутает. Это Девятихвостый, я уверен. И поэтому ты остаешься в больнице.
Наруто, ошарашенный, молчал. Прошло минуты две или три, прежде чем он смог выдавить из себя хоть одно слово. И Саске казалось, если бы он сейчас смог взглянуть на него, то увидел, как Узумаки судорожно сжимает краешек одеяла, и стекленеют под наплывом волнения его глаза.
- А бабуля Цунаде?.. – Ему не дали договорить.
- Когда-то она уже ошиблась.
- А ты? Вдруг сейчас ты тоже ошибаешься?
- Что ж, тогда…впервые я буду этому рад.
Наруто хотел сказать что-то еще, но осекся на имени друга. Комната погрузилась в тягучее молчание. Уже жалея о том, что посмел выдать свои опасения этому наивному мальчишке, Саске произнес тихим голосом:
- Но даже если я прав, тебе не о чем волноваться. Я смог остановить Лиса тогда, не думай, что не сделаю этого снова.
- Я знаю.- Поспешно согласился Узумаки, и снова комнату овеяла тишина. Обоим было ясно, без шарингана не овладеть разумом зверя, следующая попытка к освобождению которого будет, несомненно, разрушительнее и мощнее.
- Ладно. – Через пару минут бросил лишенное всякой надобности словцо Саске, устало опираясь ладонями о колени. Затем встал, двинулся к двери, на ходу поправляя ворот рубахи со знаком своего исчезнувшего клана. – Полагаю, мне пора. Не думай о моих словах… Если о чем-то часто думать, это может сбыться.
Больничное одеяло, мягко ударившись о кафель, свалилось с постели. Босые ноги Наруто опустились на холодный пол. «Подожди!» – зазвенел его голос, отражаясь о стены больничной палаты. А затем – совсем тихо: «Не уходи пока… я давно хотел у тебя спросить…».
Саске замер, не донеся кисть до дверной ручки.
- Ты случайно, - он запнулся на этом не вписывающемся в его взволнованную речь слове. И добавил глухо, невнятно, - …не ненавидишь меня за то, что с тобою случилось?..
Отчего-то Саске повернулся к невидимому мальчишке, взглянул слепыми глазами на свою вечную темноту. Конечно, рано или поздно, этот вопрос должен был прозвучать между ними. Именно так, как сейчас – виноватым эхом пролиться в тишине, растапливая ее ледяные стены. Прищурившись, Саске глядел во мрак: где-то в нем, казалось, он отчетливо видел склоненную голову Наруто, его понуро опущенные плечи, его сгорбленную спину. Тихое, едва слышное дыхание друга прорезало затянувшееся молчание. Секунду помедлив, Учиха двинулся на его шелест. Пару шагов до постели - он приподнял руку, и пальцы тут же почувствовали шелк волос притихшего юноши.
- Нет. – Твердо ответил он, прижимая не противившегося Наруто к себе и легким касанием одной руки обводя контур его приоткрытых губ. – Я люблю тебя.
Узумаки сперва крепче прижался к обнимающему его другу, неосознанно подчиняясь ласке его рук, а затем, будто опомнившись, резко вскинул голову. Он, должно быть, смотрел в глаза Саске. Зачем? Что могут сказать глаза слепого? Лишь пока они видят, в них чувства и жизнь. Руки Учихи заскользили сквозь пряди его волос, замерли на висках. И Саске нагнулся к лицу юноши, мягко касаясь его губ своими.
А еще… для чего-то закрыл глаза.
* * *
Его любовь была цвета грязной потускневшей травы. Будто выковоренная из пропахшего торфяником болота, словно с тоскливым осенним дождем пролившаяся на размытую дорогу. Сама по себе, как спутавшийся клубок эмоций, она не приносила того безумного наркотического счастья, что так любят приписывать ей романтики. Зато наркотического похмелья было с лихвой. Учихе она казалась испытанием, еще более тяжелым, чем постигшая его слепота. И, в сущности, они были на удивления похожи: только ослепнув, Саске сперва не понял, что произошло, потом не верил, потом надеялся, что это не навсегда, а после - смирился. И он привык к слепоте, научился жить с нею. Также он привыкал к любви.
Прохладные струи ветра леденили все еще хранящие тепло Наруто губы. Трепали волосы, грубо и рьяно. Гудели в полупустых коридорах больницы. Отражались о стекла распахнутого настежь окна.
Его сердце гулко стучало в груди, пелена волнения и запоздалого стыда мешала трезво оценивать ситуацию, правильно подбирать слова. Мысли бежали в каком-то собственном неуправляемом русле, и все как одна были до смеха глупыми, пустыми. «О чем я думал?», «На что рассчитывал?» - поздно спрашивать. А ведь раньше не мог и представить себе Саске, что такую глупость, позволительную разве что юным девушкам с ветром в голове вместо здравого смысла, он обнаружит в собственном сознании. Но вопросы сыпались один за другим, а вместо ответов на них приходили какие-то нелепые мысли, какие-то восклицания и обрывочные фразы. Не связанные ни логически, ни ассоциативно. Разве что эмоционально… Прямо как бред пациента дурки.
Человек влюбляется благодаря низшим факторам. Не в кого-то конкретного, а в его запах, совместимость по химическому составу пота, феромоны и кое-что еще, гораздо менее эстетичное, чем написанная в книгах ложь. Любовь – это гормональный коктейль, создающий иллюзию счастья от одного прикосновения к любимому. Но бывают же ошибки в системе? И «совместимым» оказываешься только ты.
Жестокая биохимия.
…Наруто даже не раскрыл губ. Только почувствовав прикосновение языка Саске, крепко-накрепко стиснул зубы, будто был очень зол. Или в такой же мере напуган. Весь напрягся, замер в той позе, в какой друг «поймал» его. Не расслабился через минуту-другую, не начал «робко, несмело» отвечать на поцелуй. И в эту секунду Саске был прочти счастлив, что не видит. Потому что где-то в глубине синевы глаз Наруто – он знал – колыхалось непонимание и крохотная ядовитая капля отвращения.
Оттолкнувшись от широкого подоконника, Саске двинулся против легкого сквозняка, холодящего ноги. Двери на лестничную клетку раскрыты настежь; под ногами вместо линолеума - грубый кафель. Медленно, не отрывая от лестницы руки, Учиха начал спускаться. Сзади оставался второй этаж больницы, двадцать восьмая палата Узумаки Наруто и одна досадная ошибка его старого друга.
Как-то быстро и скомкано все закончилось…
Впрочем, разве что начиналось?
To be continued