Великая иллюзия

[Lkv]

История гендзюцу, по силе превосходящей Цукиеми.

I

- Наруто! – Прячущий боль и смятенье крик прокатился по грязно-белым, похожим на мусор руинам. Зазвенел в густом, теплом воздухе. Отразился от безразличных немых останков стен.
Кто бы подумал. Столько злобы и ярости в его глазах. Кто бы мог знать. Он тоже умел ненавидеть…
Кровь стекала по его щекам, скатываясь по капелькам к уголкам разбитых губ. Правый рукав глупой черно-оранжевой куртки – в клочья: в этой руке, рассекая воздух и разбрасывая комья земли вокруг, гудя, как мощный мотор космического корабля, с неподвластной взгляду скоростью крутился рассенган-сюрикен.
- Наруто…- Уже шепотом, со страхом, так долго скрывающимся где-то глубоко внутри и все равно победившим.
По телу медленно растекалось усыпляющее тепло; как вода на горячих источниках, боль сперва обжигала, а затем дурила голову, закрывала глаза жертвы, мешала встать. Теперь Саске не чувствовал едкого жжения в рваных ранах на икрах ног, не горели проткнутые насквозь кунаями ладони. Тело становилось неуправляемым, просто лежало здесь, между каменными обломками и щепками, что недавно были логовом Акацуки; и сколько Учиха ни прилагал усилий, не удавалось даже поднять голову, даже, обдирая локти, отползти хоть на миллиметр назад.
Кружилась голова, тошнило. И еле-еле чувствовалась сочащаяся из раны на затылке, красной дорожкой бегущая наземь кровь.
Мадара стоял в шагах тридцати от них. Оранжевая маска была лениво сжата в опущенной руке, единственный глаз оценивающе и как-то разочарованно смотрел на Саске. Учиха уже не видел его чернеющую на леске горизонта фигуру, но почему-то был твердо уверен – он смотрит. Все так же, как тогда, когда Наруто, подчиненный его взору, высвободил Девятихвостого демона. Как тогда, когда Лис атаковал Учиху, и стало ясно - Саске не снять совершенный гипноз своего великого предка. Как тогда, когда от рук лучшего друга он получил удар, куда более сильный, чем атака Хвостатого зверя и все техники самого Узумаки. «Ты покойник, Мадара», - шипел Наруто, глядя на того, кому когда-то столько слов сказал о дружбе, кого хотел спасти, кого хотел вернуть.
«Мадара…»
Наруто упал на колени, хватаясь за лохмотья, облекающие правую руку. Рассенган быстро исчезал в его напряженно сжатых пальцах, рассеивался в разгоряченном чакрой хвостатого воздухе.
Неспешно двинулась с места застывшая невдалеке фигура. Мадара шел прямо к сгорбившемуся меж осколками камней Узумаки. Остановился совсем рядом, с интересом глядя, как до посинения кожи сжимает руку джинчурики. Прикусив от боли губу, Наруто склонился к самой земле: его золотые волосы подбирали пыль и грязь. Напрягая едва слушающиеся его руки, Саске все же приподнялся с обломков. Взгляд сфокусировался на Мадаре. Тот смотрел на корчащегося от боли Узумаки так весело, словно происходящее было бездарным спектаклем, не боле.
-Ты не сможешь добить его. – Он прошептал это, наклонившись к самому уху джинчурики, но Саске все равно услышал.
Наруто вздрогнул и взволнованно вскинул голову, позабыв о боли.
- Подожди… Я в порядке. Я могу еще драться! Вот увидишь.
Он был на пределе. Еще одна атака означала его смерть. Но, похоже, Мадара именно это и находил наиболее забавным в спектакле.
- Как ты можешь спасти кого-то, если сам нуждаешься в спасении?
Наруто в смятении дернулся, пытаясь встать, но лишь повалился в сторону от нежданно подкатившегося приступа боли. Руки Мадары величаво сомкнулись на груди. Единственный глаз смотрел с холодом - таким, каким награждал своего друга Саске, когда тот рисковал из-за него, страдал из-за него, и все равно глядел в черные глаза с какой-то собачьей преданностью и спрятанной в тайнике сердца любовью. Так и сейчас. В ответ на холод его глаза наполнились этим теплом, виною и страхом снова пережить потерю. Схватив Мадару за край плаща, он глухо, едва раскрывая запекшиеся губы, забормотал слова оправдания.
- Я все сделаю. Не беспокойся ни о чем. Ты только верь мне… я сейчас встану. – Его руки поползли к кончикам пальцев Мадары, выглядывающим из рукава плаща. Сжали, словно драгоценную вещь, робко потянули к губам. – Я спасу… Ты верь мне, Саске. Больно не будет тебе больше. Пока я рядом. Все сделаю сам, не нужно ни о чем беспокоиться, не нужно. Я сейчас встану…
И он вправду встал. Хотя раны от покрова Лиса раскрылись снова, и запекшиеся губы вновь искривились от боли.
Пошатываясь, он медленно двигался в сторону Саске, и последнему казалось, что по его грязным щекам вместо темно-бардовой крови текут из глаз слезы: это были слова для него, этот был его поцелуй, но он не получил их. Наруто опустился перед ним на одно колено – толи от боли, толи для последнего удара. В его руке мелькнул кунай – кажется, вернее последнее предположение. Сверкнуло лезвие в скупых лучах укрытого в грязно-фиолетовых облаках солнца. Сверкнуло и замерло. И словно через десяток метров послышался Саске голос друга.
- Ты… плачешь?
Да, наверное, он плакал. Отчего еще эта пелена в глазах? И откуда эта легкость, неожиданно пришедшая в душу.
Сейчас он чувствовал – это последний шанс. Казалось, слезы придали сил, а в вопросе друга - он настоящий, и как никогда слаба сейчас иллюзия Учихи Мадары.
И Саске напряг глаза, активируя шаринган: едва заметная голубая чакра струилась по телу нагнувшегося над ним Наруто как доказательство удачного начала техники. Учиха сжал в кулаки руки и перевел взгляд на лицо друга, через зрачки синих глаз проникая в его сознание. Секунда, другая - его вытолкнули так же легко и просто, как маленького беспризорника выталкивают с дороги спешащие куда-то безразличные прохожие. Шаринган потух с последней каплей чакры. В глазницах будто бы загорелось крохотное пламя: Саске зажмурился, судорожно надавливая через веки на глазные яблоки.
Провал.
Должно быть, последний.
Почувствовав, как, пусть и долю секунды, его разум разрывали на части две неизвестные силы, Наруто вскрикнул, хватаясь за виски. Вновь оранжевый покров пополз по его телу, а воздух начал раскаляться. С трудом открыв глаза, Саске заметил, как, вытянув в сторону джинчурики руку, смотрит на них Мадара. Он что-то прошептал одними губами – это стало последним, что запомнил Учиха. Это и громогласный рев Лиса. И обреченность, от которой хотелось кричать так же яростно, так же сильно.

Одинокие шаги разрушали тишину подземелья.
Дрожали горящие на стенах факелы, освещая витиеватые узоры на грязных бежевых стенах. В щелях меж полом и каменной стеной скопилась влага: блестели в скупом свете огня холодные капли. Углы на поворотах покрывала тоскливо-зеленая плесень.
Неожиданно в темноте одного такого угла послышался шорох. Легкий, воздушный. Саске тут же повернул голову.
Крыса.
Она суетилась у стены, явно что-то разыскивая в полутьме. Крупная, темно-серая, очень подходившая этому грязному подземелью по всем его параметрам. Уголки губ Саске капризно дрогнули. Кроме отвращения грызун будил в нем колючее раздражение. Почуяв рядом с собой человека, крыса, блеснув глазами-бусинками, скорехонько убежала. Постояв немного средь пустого коридора, Саске фыркнул и быстрым шагом двинулся в сторону темнеющей вдали комнаты.
Мрачное, грязное убежище змеи...
Он вошел, даже не потрудившись постучать.
- Ты звал?- Отрывисто – саннину у стола с колбами и препаратами биопсии.
Тот не обернулся.
- Да, Саске-кун. – Он неторопливо двинулся к полкам у противоположной стены лаборатории, на весу перекладывая что-то микроскопическое в мензурку. Саске редко видел его за подобными «полевыми работами», однако, в такие моменты у него создавалось отчетливое впечатление, что Кабуто был учеником и последователем змеиного саннина до мозга костей – даже незначительные движения их во время таинственных эволюций с препаратами были схожи. – Как ты себя чувствуешь, Саске-кун? - Он ядовито улыбнулся, оборачиваясь к нему.
Учиха нахмурился.
- На свете не так много вещей, которые волнуют меня меньше, чем твоя забота… Зачем ты позвал меня?
- Подумать только, лишь чтобы задать этот вопрос…
Он сказал это тихим, похожим на шипение голосом – без намека на улыбку, и Саске смутно почувствовал нечто спрятанное от него в словах саннина.
- На свете не так много вещей, которые все еще будят во мне любопытство… - В унисон юноше пошипел, вновь улыбнувшись, Орочимару. – К ним относится и твое самочувствие после встречи со старыми добрыми товарищами.
Саске недолго помолчал.
- Я расстрою тебя, сказав, что чувствую себя как и раньше?
Почему-то Орочимару рассмеялся. Хриплым, почти беззвучным смехом.
- Нет, - он вернулся к препаратам и, казалось, полностью потерял интерес к Учихе. А потом неожиданно добавил. – Ты просто соврешь. Тебе еще многому стоит поучиться…
- Чушь, - лениво бросил Саске, удаляясь из комнаты.
Его шаги были твердыми и стремительными.

Сумерки сгущались над притихшим селом. Звуки боя, что оглушали днем вечную, казалось бы, тишину этих окрестностей, волновали умы селян. Глядя на пустую земляную дорогу, что широкой полоской пересекала село, разделяя его на две части, девушки из замшелой закусочной увлеченно переговаривались, споря, что за бес мог рычать с такой невероятной силой, и какой великий воин одолел этого зверя.
На клиентов вечер скупился: за последние два часа лишь старый дед заходил к ним; поел на жалкие гроши и очень быстро ушел. А сейчас только один незнакомец, уже пару дней ошивающийся в селе, сидел за небольшим угловым столом. Он пил горячий зеленый чай и уже в третий или четвертый раз просил какую-нибудь из оказывающийся неподалеку девчушек разрешить ему закурить трубку. Но то было строго-настрого запрещено хозяином, о чем девчушка спешила сообщить подозрительному (своим интересом к столь скучному месту) типу, а тот, в свою очередь, убеждал девушку в том, что, если она ничего не расскажет хозяину, он-то уж точно ничего не расскажет.
Вечер прогорал.
- Должно быть, тот жуткий рев днем распугал всех сытых и голодных. – Мрачно возвестила одна из девиц, сидящих на длинной дубовой скамье в обнимочку с пустыми подносами. Она хотела добавить кроме всего прочего - что, вероятно, уже никто не зайдет к ним, но в это время чья-то рука отодвинула в сторону заменяющую дверь занавеску, опровергая так и не сказанные ею слова.
Человек, секундой спустя перешагнувший порог этой неприметной забегаловки, поражал своим видом: весь какой-то истрепанный, покрытый ниже колен серым слоем пыли – так что и невозможно было сразу заметить раны на его ногах. Лицо незнакомца было запачкано грязью и кровью, от чего трудно было разглядеть его черты. Он хрипло дышал и, лишь переступив порог, судорожно схватился за косяк дверного проема; а мгновенье спустя как пьяный повалился в сторону.
- Что с вами? – Испуганно заголосили девушки, не предпринимая, впрочем, попыток приблизиться к нему.
Он захрипел что-то неразборчивое. Незнакомец с нераскуренной трубкой с интересом покосился в его сторону.
- Вам плохо? – Глупый вопрос прозвучал из уст одной девчушки. Под наплывом жалости преодолев отвращение к нежданному гостю, она, опустившись перед незнакомцем на колени, осторожно обняла его за плечи и попыталась поднять. Он застонал сразу же, как она потянула вверх ослабшее тело, а затем затих, тотчас становясь тяжелым и безвольным. На некогда белой запачканной рубахе проступили свежие пятна крови.
- Да он ранен! Девочки!.. Девчонки! – Она с немой мольбой глянула на растерянных подруг. Те как-то неуверенно завозились на своей пресловутой лавке и покосились друг на друга. Им явно не хотелось пачкать руки и чистенькие, недавно выданные хозяином кимоно. Наконец, одна с героизмом решилась:
- Давай помогу!
Они вместе, неумело обнимая незнакомца за талию, доволокли его до ближайшего стола. Так и не придя в сознание, тот ударился лбом об столешницу, теперь, в полусидячем-полулежачем положении еще больше напоминая пьяного бродягу.
- Ну вот… - Одна из девушек с огорчением потерла пятно, коим наделил ее незнакомец, но тут же, заметив укоряющий взгляд подруги, осеклась. – Что мы будем с ним делать?
Та из девиц, что частенько поглядывала в небольшое высокое оконце над скамьей, задала вопрос еще более волнующий:
- А что мы будем делать с ними?
По центральной проселочной дороге, разговаривая, ругаясь и смеясь всей оравой, двигались в сторону забегаловки около десятка мужиков.
Село находилось в опасной близости от мест добычи каменного угля. Именно по этой причине около трети сельских парней отдавали свою жизнь такому нелегкому труду как работа в шахте. Это также являлось основополагающей причиной повсеместному хамству, следующему за добытчиками «черного золота» неотступно. Изредка, возвращаясь уже после захода солнца в село, шахтеры заскакивали в самую ближнюю закусочную, где с настойчивостью, достойной лучшего применения, требовали у девушек-работниц алкоголя, которого обычно не было, и закуски, которой им обычно было мало. Насыщая чревы сытными рисовыми лепешками и совсем незначительными по калорийности маринованными овощами, шахтеры шумели и раздражали всю округу, а в те времена, когда хозяин закусочной был у себя наверху, тревожили его покой ради какого-нибудь из винных бочонков, хранящихся в подвале, и в том случае если бочонок получали, приставали к девушкам с требованиями «большой и чистой любви», которая изредка приходила к ним в маленьком грязном чулане.
- Эй, девочки, вы нас ждали? – Куча попыталась протиснуться в узкий проход, но не протиснувшись, начала разделяться на потоки. Шахтеры входили, за долг почитая подмигнуть или оскалиться девицам, повскакивавшим в честь их прихода со своей скамьи. Шумные, раскрепощенные - они были похожи на стаю визгливых беспризорных собачек, трусливых поодиночке и смелых вместе.
Рассевшись за столы, в ожидании своей близящейся к полуночи трапезы шахтеры завели разговор о чем-то весьма расплывчатом в своем смысле для девушек, и последние предпочли скрыться на кухне: растолкали кимарящую старуху-кухарку и с нею принялись заполнять подносы ужином для рабочих.
Две девицы, что стояли рядом с бродягой, все еще пребывающим в бессознательном состоянии, вопросительно переглянулись. «Надо отвести его в больницу», - неуверенно заметила та, что гораздо больше, чем самочувствием незнакомца, интересовалась опрятностью своего кимоно. Ее подруга промолчала: в селе не было никакой больницы, только старуха-знахарка где-то на отшибе.
- Я принесу ему воды.
- Зачем?
- Нужно вытереть грязь. У него раны.
Губы девушки преломились в гримасу отвращения.
- Это сколько же вытирать…
Незнакомец застонал.
- Вы очнулись! – Одна из девиц нагнулась к нему.
Он с трудом повернул в ее сторону голову и посмотрел прищуренным глазом: другой был закрыт запекшейся черной кровью. Несколько склеившихся от грязи прядей упали на его скулы.
- Вы можете встать? – Поинтересовалась работница, выговаривая каждое слов четко и громко, словно бродяга был тугим на уши.
Он встал. Пусть и медленно, шатаясь и прикусывая губу – должно быть, от боли, что сочилась вместе с кровью из незакрытых ран. Девушка, глянув на его потуги, перепугалась и, обхватив незнакомца за талию, позволила ему облокотиться на себя. В ее ухо он прошептал, с трудом выговаривая каждое слово:
- Ты не могла бы… мне нужно умыться.
Она взволнованно кивнула:
- Да, конечно.

Сочащаяся на землю сквозь дощечки пола вода была нежно-алого цвета. Руки незнакомца пропускали через пальцы спутавшиеся пряди, вместе с грязью смывая из памяти девушки, что поливала его из кувшина, неверный образ грязного бродяги, замученного голодом и израненного неизвестными, должно быть, шутки ради.
Он был молод. Очень. Быть может, семнадцати лет. Его кожа была бледной, как светло-бежевые лепестки астр, цветущих в саду сзади дома. А его волосы, как и глаза, были черны словно вороно крыло. Он был очень красив. И девушка, засмотревшись на его белые плечи, не заметила, как к ним вышли двое из настроенных куда агрессивнее обычного шахтеров.
Они имитировали процесс раскуривания вонючих сигарет, в то же время кося взглядом в сторону незнакомца-бродяги и работницы. О чем-то переговаривались. Но вели себя тихо, пока девушка не принялась помогать все еще пребывающему в каком-то вялом состоянии гостю вытирать волосы и оголенное до пояса тело.
- Эй, Коноко! – Закричал один, для большей экспрессивности фразы сплевывая на землю пенистую белую слюну. – Ты подалась в служанки? - Во след плевку полетела затушенная мозолистыми подушечками пальцев сигарета. – Может, и задницу ему подотрешь?! И еще как обслужишь?
Девица ощетинилась, но против рослых мужиков не посмела сказать и слова. Только шепнула незнакомцу «игнорируйте». Но ему и не нужно было советовать нечто подобное.
- Тебя кто так отделал, парень? Детишки из соседнего села? – Провожали бессмысленными речами остающегося безразличным к ним гостя шахтеры. Девушка, сторонясь их, шла вслед за незнакомцем, еще больше раздражая негодование в первых. «Спасибо», - коротко бросил ей тот, взявшись за ручку двери, ведущей через кухню в закусочную. Его голос, в противовес измотанному виду оказавшийся по-аристократически горделивым и пышущим силой, раскалил огонек в завсегдатаях сего пристанища до пожара, и, схватив его за ворот грязной рубахи, что незнакомец вновь накинул на свои плечи, один из них прорычал «Далеко собрался?». Но даже нотки угрозы в его голосе и последовавший тотчас за фразой рывок, заставивший бродягу отпустить дверную ручку, не оказали должного эффекта. Оставаясь все таким же безразличным, незнакомец ответил: «Не впутывайте меня в свои глупые игры в ревность». И стоящая позади мужчин девушка отчетливо увидела, как тяжелый кулак одного из шахтеров опустился на затылок парня, вталкивая его силой удара в крохотную кухню, где мельтешили, беспрестанно толкая друг друга, пара работниц и кухарка.
Послужившая камнем преткновения шахтеров и бродяги Коноко, взвизгнув, кинулась следом. К тому моменту как она пересекла узкий коридорчик, отделяющий кухню от обеденной залы, сплоченные мужской солидарностью селяне, окружив парня, били его ногами, пожалуй, меньше всего интересуясь вопросом «за что?». Страшась подойти ближе, девушка замерла в проходе; недалеко, с так и не допитой кружкой чая, сидел их первый посетитель, с любопытством разглядывающий образованную людьми в центре залы кучу. Поколебавшись мгновенье, работница бросилась к нему.
- Господин! – Странник сразу стал «господином». – Остановите их. Пожалуйста.
Он со скучающим видом взглянул на нее.
- С чего бы мне идти против восьмерых здоровенных бугаев ради одного дурака?
В преддверии слез у девушки задрожали губы.
- Да его же добьют!
- Человек, достаточно смелый, чтобы сказать кому-то в лицо правду, но недостаточно сильный для того, чтобы эту правду отстоять, не заслуживает ничего иного.
В эту секунду к нему на стол, отброшенный парой мужиков, повалился бродяга, уже мало чем отличимый от себя самого, прибывшего в деревню получасом раньше. Звякнула глиняная посуда, на пару мгновений встретились взгляды двух чужих забытому поселению людей. А затем руки одного из шахтеров стащили за ногу черноволосого бродягу на заваленный осколками и раздавленной едой пол. Деревянные доски столешницы заблестели алым.



 

@темы: заморожен, ОП, юмор, фанфики, Naruto, Саске, Великая иллюзия, приключения, PG-13