II глава
II
Бездонные синие глаза смотрели из-под светлой челки, с наивным счастьем следя за каждым движением Саске. Губы, разрисованные сине-фиолетовыми узорами синяков, едва заметно улыбались. Это раздражало неописуемо.
- Разве логично улыбаться человеку, который скоро умрет?- Коротать час ожидания Мадары в суровом молчании все равно скучно и глупо.
Пленник улыбнулся еще шире, радуясь, должно быть, что с ним заговорили, но ничего не ответил.
- Мне кажется, ты просто ненормален. – Саске наградил сидящего напротив него парня заслуженным сей характеристикой взглядом. – Что? Ты даже не собираешься сказать ничего, способного кардинально изменить мое мировоззрение, как в предыдущую нашу встречу? Скажи. Мне чертовски скучно.
Тот чуть опустил голову.
- Это правда. Иначе ты не произнес бы и слова… - Он помолчал, изучая прислоненную к каменной стене логова катану своего сторожа и его бледную руку, лежащую рядом на земляном полу. – Но мне тоже нечего сказать. Слова для тебя все равно – ничто.
Саске усмехнулся.
- Это верный вывод. Жаль, запоздалый…
- Я просто буду верить, что, когда придет время, ты поступишь правильно. – Перебил его пленник.
- Похоже, я поторопился с комплиментами. – Учиха неторопливо поднялся с холодной влажной земли и направился к парню. – Такой как ты помрет, даже не понимая, какой бесполезной и глупой вышла его смерть.
- Наверное. Мне что-то такое говорил Извращенный Отшельник. – Спокойно ответил тот, прослеживая глазами тихие шаги Саске.
Присев перед ним, Учиха начал прощупывать на прочность узлы, стягивающие руки юноши за спиной. Пленник некоторое время, неловко повернув голову, только смотрел на него, а затем, расслабившись, придвинулся чуть ближе и, в тот момент, когда Саске затянул крепко-накрепко последний узел, прижался щекой к щеке Учихи. И потерся, как котенок.
Недолго думая, Саске ударил его в грудь, отправляя в непродолжительный полет к противоположной стене.
За спиной послышался грудной мелодичный смех.
Мадара.
Саске обернулся и посмотрел на вальяжно облокотившуюся о дверной косяк темную фигуру. Тускло горел факел на одной из стен комнаты, скупо освещая сокрытое маской лицо великого воина клана Учиха.
- Ты заставляешь ждать. – Раздраженно бросил, поднимаясь, Саске. – Я не обязывал себя становиться объектом эмоциональных всплесков этого джинчурики.
Мадара вышел из одеяла полумрака, принося с собой в комнату резкий запах крови и еле слышный свист скользящего по бесчисленным коридорам логова сквозняка. Будучи увлечен созерцанием Наруто, без тени испуга на лице поднявшегося ему на встречу, он не оставил без внимания и слова Учихи.
- Не волнуйся, в скором времени я избавлю тебя от этой необходимости.
Удар.
Сновидение вздрагивает, растворяется. Слова Мадары угасают как фитиль свечи, накрытый стеклянным колпачком.
Снова удар. Щеку жжет. Вспоминается теплое прикосновение Наруто. С чего бы? То ласка, теперь боль. Не зажившие до конца царапины и ушибы на скуле и щеке откликаются на еще один, превзошедший по силе предыдущий, удар.
И Саске поднимает веки.
Глаза. Синие, как у приснившегося ему юноши. Но не глубокие как море. И не добрые, и не родные. Застекленевшие от показного безразличия, но таящие где-то - быть может, в темнеющей к зрачку радужке - жизнь глаза. Казалось, они пронизывали каждую клеточку его тела.
* * *
Комната, в которой Саске очнулся, была совсем крошечной и убогой. Из предметов мебели – лишь кровать, заправленная пожелтевшим от времени бельем, да высокий дубовый комод с парочкой стульев. На стене с проступившими в некоторых местах темными пятнами таинственного происхождения – зеркало в качестве единственного предмета декора. Большое, старинное, в серебряной тяжелой раме, почерневшей от времени. (Позже выяснилось, что оно закрывало собой самое живописное пятно).
С улицы в комнатушку не проникал гул, хотя одна из форточек была открыта настежь. Тишь и смутно-пугающее спокойствие. Громадное раскидистое дерево за окном, подбирающееся ветвями-лапами к карнизу, закрывало единственный путь солнечных лучей в жилое помещение, от чего создавалось впечатление, будто каждый день за окном пасмурно.
Впрочем, сегодня так оно и было.
- Извини, ты так сладко спал, что я просто не мог тебя не разбудить. – Кряхтя над заевшим выдвижным ящиком комода, сообщил незнакомец, от ударов которого очнулся Саске немногим раньше. Выудив из бездны старого тряпья одно относительно новое и, возможно, чистое, он бросил его в лицо Учихи, посоветовав тому смыть с физиономии «всякую фигню».
Саске растерянно посмотрел на полотенце, затем – недоверчиво – на незнакомца.
- Кто ты такой?
- М-м-м, стандартные реплики. – Обращаясь толи к своему гостю, толи к потолку, отозвался тот. – Не люблю их. «Кто вы такие?», «Как я сюда попал?», «Плесните чего-нибудь опохмелиться, ради Бога!»… Скучно. – Он перевел взгляд на Учиху. – Сделай одолжение, освободи койку.
Саске на мгновение впал в ступор от такого резкого перехода темы, но, чувствуя зыбкую растерянность от скатывающейся к грубости прямоты незнакомца, попытался исполнить просьбу. Тело откликнулось на неудачную попытку сесть застучавшей в затылке болью. Повалившись обратно в постель, Учиха судорожно обхватил руками голову, пытаясь сдержать стон. И не сдержал.
Незнакомец лениво отклеился от комода и подошел к кровати. Посмотрел на Саске и прокомментировал данное явление следующим образом:
- Ну конечно, не очень полезно, когда твою башку по очереди пинают ногами восемь человек.
Саске замер.
События прошедшего вечера медленно всплывали в памяти. Закусочная в крошечном селе. Девушка. Прохладные струи, омывающие его лицо. Грубая рука мужчины на плече. Драка.
Он впервые увидел этого человека, с безразличием взирающего сейчас на его мучения, именно там. Похоже, ему и обязан Саске тем, что еще дышит.
Сглатывая ком слюны, вместе с тошнотой подкатившийся к горлу, Учиха, шипя от боли, сел в постели, скинул на холодный пол ноги. И застыл, ошалелыми глазами уставившись на них.
Только белеющие уродливые рубцы на икрах напоминали о вчерашних ранах.
- Поднимайся. – Потребовал стоящий у изголовья кровати мужчина. – Уходим минут через пятнадцать.
- Уходим? – Саске отвлекся от созерцания собственных конечностей, более всего интересуясь тем, когда незнакомцу взбрело в голову прогнозировать его планы.
- Ну ты, конечно, можешь оставаться. Но учти, на этот день номер не оплачен.
Учиха окинул взглядом декорированные подтеками стены.
«Ах, это была гостиница…»
* * *
Под подошвами хлюпала, пачкая оголенные пальцы ног, дорожная грязь. В воздухе витала сырость и еще не изгнанный полуднем утренний холодок. Вчера был сильный ливень: размытая дорога и сбитая крупными каплями с селянских крыш солома лишний раз подтверждали то. Не стоило и гадать, кто был виновником этого каприза природы. Саске вспомнил вчерашние грозовые тучи, нависающие над руинами молчаливыми свидетелями его поражения. Переполненные, они пролились на это забытое село грозою, и теперь лишь светло-серая перина облаков разлучала солнце с землей. День-два – и она бы незаметно исчезла. Если бы воспоминания об этом бое были так же недолговечны…
Он отставал от своего торопливого спутника, отвлекаясь на покосившиеся дома, обрамляющие улицу. Все как один – кривые, почерневшие от воды и пахнущие этим дождем. Саске перевел взгляд на ставшую неожиданно легкой для ходьбы дорогу: теперь они шли по засохшей глинистой почве, а размытая грязь, как тина после прибоя, сырыми комками лежала у краев дороги. В некоторых местах она щедро окатила ступени и пороги селянских домов, преумножая их убожество.
А еще на них смотрели люди… Иногда то морщинистое лицо старухи, то миловидное – девичье мелькало в окнах хижин за старыми занавесками. Они провожали взглядом, соединяющим страх с истинно-человеческим жадным любопытством, идущего впереди Учихи незнакомца. А когда замечали, что Саске смотрит на них, бесшумно исчезали.
Широкая спина случайного спутника колыхалась впереди. Ростом он был выше Саске на голову, с синими, длинною едва достающими плеч волосами на прямой пробор, неаккуратно обрезанные пряди которых систематически лезли ему в лицо. Мускулистый, крепкий; по телосложению – воин с закалкой, он двигался всегда как-то устало, отчасти лениво. У него были правильные черты лица, словно каким-то гениальным скульптором подобранные и вылепленные; кожа, позолоченная жгучими лучами полуденного солнца, что идут во след любому страннику; тонкие губы, весьма часто за это утро преломляющиеся в едкую улыбку. О его возрасте судить было сложно: он был определенно старше Саске, но на сколько – последний сказать затруднялся. Ориентировочно дав спутнику двадцать пять лет, Учиха оглядел его одежду. В глаза бросались сапоги с голенищами до колена, непригодные для климата этих мест, и длинный - почти до самой земли – темный плащ из тяжелой водоотталкивающей материи. Такие носили в дождливых странах на севере.
Саске хмуро уставился на подбирающие грязь полы плаща, чувствуя смутное беспокойство, овевающее историю их с мужчиной знакомства. В сущности, за то время, пока они находились в гостинице, а потом шли по дороге, он не узнал ровным счетом ничего об этом человеке. В так называемой гостинице было не до того: гораздо более важной целью было хотя бы, не шатаясь, дойти до умывальника и свершить процесс омовения. По дороге они тоже молчали. И, казалось, спроси Саске что у своего спутника, тот выдаст в ответ: «Стандартные реплики», - и переведет тему так же неискусно как чуть раньше, в номере. Является ли он шиноби-медиком? И если да, то почему на его одежде нет никакого опознавательного знака родной деревни? Значит ли это, что он нукенин, как и Саске? Учиха открыл было рот, чтобы озвучить хотя бы один из многочисленных своих вопросов, но в этот момент полы плаща колыхнулись, и незнакомец свернул за угол. Саске последовал за ним.
Мгновение – и они уже стояли перед скрывающимся за селом полем, рассеченным надвое узкой петляющей тропинкой. Незнакомец постоял какое-то время молча, с очень серьезным видом вглядываясь в виднеющиеся на западе карликовые, как казалось издали, горы, а затем обратился к Учихе:
- Здесь мы прощаемся. – Он произнес это так, словно был режиссером в их собственном спектакле, а это прощание – тщательно распланированной сценой.
Саске огляделся.
- Куда ты вывел меня? Помню, я входил в село по главной дороге.
- Ты еще что-то помнишь? – Спутник усмехнулся. – Ну, отсюда ты сможешь попасть куда захочешь. Особенно хорошо получится – пойти куда глаза глядят.
Саске кивнул и снова огляделся. Горы, лес, поле – полоска горизонта. Действительно, богатый выбор.
Он отчего-то спросил:
- Куда же идешь ты? Или это конфиденциальная информация?
Незнакомец пожал плечами, но ответил вполне определенно:
- Отчего же… Я иду на юго-запад, к селам, что разбросаны у Скрытой Деревни Камня. Это, - он указал на истончающуюся к горизонту тропу, - самая прямая из всех кривых дорог, что ведут туда.
Саске скосил на него глаза.
- Ты говоришь так, будто прямых дорог нет.
- Есть, просто ведут они все на кладбище.
И он неспеша зашагал по тропе, на прощание приподняв на пару секунд руку. Он был уже в нескольких метрах от Саске, когда, оглянувшись, окликнул его.
- Эй, парень! Я забыл тебе сказать. Не вздумай использовать свои глазенки пару месяцев, а то к черту ослепнешь!.. – И, не дожидаясь ответной реакции, пошел дальше, поправляя застежки тяжелого плаща.
* * *
Вчерашние руины казались древними под серыми лучами продирающегося сквозь облака солнца. Останки стен, хранящие следы их с Наруто битвы, возвышались надгробными плитами над камнями-мертвецами. Здесь завывал, отражаясь о кривые обломки логова, холодный ветер, получивший волю на пустующей ныне возвышенности, и в нем Саске слышался вой демонического зверя - оглушающий, будоражащий животный страх в человеческой душе.
Он постоял недолго посреди обломков, а затем опустился на один, вталкивая в засыпанную щепками и каменной пылью землю пустой стеклянный взгляд. Сгорбился, словно серое небо давило. Крепко сжал переплетенные в замок пальцы.
Воспоминания оживали посреди этих руин словно фильм на старой потрепанной пленке. Запутанные, неразборчивые в мелочах, но тревожащие в душе боль и ненависть. Не существует памяти более четкой и ясной, чем эмоциональная, но, как ни старался, Саске не мог вспомнить в точности последовательность своей битвы. Отдельными кадрами мелькали руки Мадары, подчиняющие своей воле джинчурики, огненные атаки Лиса, рассенган-сюрикен, растворяющийся в воздухе как сахар в кипятке, лицо Наруто, его глаза, его губы, шепчущие ему, Саске, слова ненависти.
Он запомнил только пустые ненужные слова. Не боле. Иллюзию Мадары, технику, поработившую сознание древнего демона не познать, сколько не прокручивай в голове эти довески-фразы.
А, впрочем, был ли в том смысл? Раскрыть тайну мастера-иллюзиониста, догнать его, уничтожить любой ценой, даже ценой собственной жизни – это ли цель? Это задача – всего лишь путь к ее достижению. А цель? Она была, в сущности, очень проста. Проста и стандартна, прямо как вопрос «кто ты?», адресованный незнакомцу...
Снова увидеть Наруто. Не отступить, не проиграть. И вернуть его разуму свободу.
Вот только была ли эта цель достижима, и был ли еще Узумаки жив – на это Саске не мог дать ответа. А потеряв связь с целью, любая деятельность становилась бессмысленной. И - от того ли?- боль уже не мучила так сильно. И было лишь желание – странное, необъяснимое: чтобы весь мир замер, утих, заснул. Чтобы не мчался вперед, заставляя идти в ногу с ним тогда, когда одолевает усталость – не та, что усыпляет нас после непосильного труда… какая-то иная. И от нее не спасал отдых.
«Так пусто…»
Саске скользнул взглядом по обломкам, камням и песчаной пыли, стелящейся по земле. Здесь будто и не шел дождь. Тот, что размыл дороги в селе, очернил старые хижины – его словно и не было здесь. Возможно ли? Учиха нахмурился, погружаясь в недавние воспоминания; по привычке, закрепленной еще в детские годы, вновь сплелись в замок пальцы его рук.
Размытая центральная дорога, с которой они свернули к боковому выходу из села. И дороги, покрытые размокшей грязью в нескольких десятках метров. «Если это и впрямь был дождь, аномальная же здесь погодка…» - мельком подумал Саске, поворачивая голову в сторону раскинувшегося внизу, в зеленой долине, села.
Борозды, вырытые мощными потоками воды, расходились спиралями из центра. Ни вчерашней забегаловки, ни трех двухэтажных домов, что окружали ее, не было – только какой-то хлам, еле видный издалека, и мельтешащие вокруг него люди. Их было много – пожалуй, слишком много для этого мелкого села. И все они, крошечные и от того смахивающие на муравьев, толпились вокруг свежей могилы сельских домов с таким ажиотажем, будто то, что случилось здесь, было верхом искусства. Прекрасным и страшным одновременно.
Саске замер, глядя на разделенное спиралями-желобами поселение.
Это был далеко не дождь.
Катана мелькнула в воздухе словно жало осы. Стремительно, метко ударила тонкое девичье тело, грозя перерезать по линии груди. И Саске, с запозданием понимая невозможность предотвращения смертельного удара, досадливо нахмурился и попытался хоть на пару сантиметров сместить его траекторию, чтобы не сердце девчонки-заложницы, а ее плечо приняло основную силу атаки. Но то было бесполезно. В подземельной тьме послышался глухой плюющий звук, и, вгрызаясь в тело жертвы, катана пронзила пленницу насквозь - сверкая окровавленным клинком, вышла из сгорбленной спины с выступающими через грязно-зеленую тунику худыми лопатками. Точь-в-точь из второго грудного позвонка. Еще пару секунд в ушах Саске стоял звук ломающихся ребер. Даже смягченный кровью, он напоминал треск сухого ельника.
Тело девушки безвольно сползло вниз по лезвию, замерев при соприкосновении с рукоятью. Кровь – темная, отливающая бардовым цветом в редких отблесках ютящихся по углам залы факелов, текла медленно, скудно. Впрочем, при беглом взгляде на тонкое иссохшее тело пленницы даже эта скупая струя казалась избыточной.
- Достаточно. Ты можешь идти, Саске-кун. – Кабуто, поблескивая в полумраке круглыми линзами очков, коснулся его плеча.
Учиха ударил. Со всей силы, бездумно. Наотмашь. Но не попал. Скованная холодными скользкими телами змей, рука замерла в воздухе, у самой щеки Якуши. Голос Орочимару сливался с шипением его питомцев – такой же тихий, холодный, вкрадчивый.
- Не беспокойся об этом, Саске-кун. Твоя работа сделана – ты протестировал подопытную превосходно. – Он скосил желтый глаз, выглядывающий из-за черного локона, вниз, на свалившуюся наземь девчонку. – Кабуто… отмени вечернюю дозу препарата номеру три. Я буду в лаборатории.
И он ушел, напоследок отметив, что через неделю ждет от Саске такого же искусного удара для нового смертника. Учиха повидал их после первого своего убийства немало. Все как один истощенные – толи неволей, толи прошедшей бесконечный ряд экспериментов заразой, что вживлял им хозяин этих мрачных мест. Истощенные и серые, как бездушные тени. Они неизменно бросались на Саске с гневом, пышущим силой; дрались бездумно, понапрасну расходуя чакру и физический потенциал. И каждый раз, не истекало и десяти минут битвы, замирали – независимо от опасности, что грозила им в этот момент – и ошалелым взглядом пронизывали противника, а затем, сдавливая побелевшими от напряжения пальцами виски, падали на земляной пол и иногда тихо-тихо стонали, словно где-то в их голове взрывалась микроскопическая бомба, и сознание красной пеленой крови затмевала непредотвратимая гибель. Саске никогда не добивал их, но слышал, что ни один из них не проживал после сражения более суток. Орочимару готовил препараты из клеток головного мозга покойников, выделял ДНК, расщеплял на фрагменты, пытаясь выявить генные нарушения. Но смертность заключенных неизменно держалась на критически высоком уровне - многие из подопытных не доживали до первого своего тестирования. То, за чем так упорно гнался Орочимару, было непреодолимо далеко…
«Седьмая запрещенная техника. Иллюзия стихии Воды.»
Блеклые иероглифы на желтом сухом пергаменте с ржаво-рыжей каемкой по обтрепанным краям. Рядом раскрытые свитки, белеющие на фоне старых письмен как снег на грязи.
Саске склонился над узким лабораторным столом, подкупленный броскими словами. Но время спрятало секрет свитка куда лучше любого охраняющего дзюцу, и, как ни старался, Учиха не смог разобрать ни слова.
Сзади скрипнула дверь. Саске оглянулся.
«Кабуто…»
Сжимая в руках крохотную колбочку из тонкого удивительно прозрачного – как родниковые капли – стекла, он глядел на Учиху через блестящие линзы очков. Саске неторопливо выпрямился, даже не думая сокрыть свой недавний интерес к загадочному свитку, хотя то было не лишним в сложившейся ситуации. Переведя взгляд на заваленный бумагами стол, Кабуто едва приметно улыбнулся, но не сказал ничего.
У противоположной стены лаборатории, на грубых дубовых полках стояли бессчетные препараты - образцы тканей и фрагменты мертвых тел. Кабуто двинулся туда. Он копошился, то нагибаясь к самой нижней полке, то протягивая руку к верхней, недолго. Прошло минут пять, и маленькая колбочка в его руках переместилась на соседствующий с Якуши стол, а ее содержимое – в пузатую емкость с зафиксированными в плазме участками берцовой кости. Покончив с работой, Кабуто не поспешил к выходу. Не оборачиваясь, произнес, адресовывая слова Саске:
- Там написано о мастере гендзюцу На-Лао, сотворившем самую совершенную иллюзию.
Он говорил о свитке.
Учиха окинул ворох бумаг взглядом, полным показного безразличия.
- С чего ты взял, что меня волнуют подобные сказки?
- Значит, тебе не интересна единственная техника, способная превзойти гендзюцу шарингана? – Саске не видел его лица, но готов был поклясться, что сейчас Якуши Кабуто улыбается – улыбкой такой же скользкой и змеиной как у его учителя.- Ты помнишь, вода сильнее огня по правилу пяти элементов. То же самое можно сказать о иллюзии, сотворенной водной стихией… - Наконец, он повернулся к Учихе лицом, одаряя мальчишку торжествующим взглядом.
- В этом свитке, - Саске кивнул в сторону старого пергамента, - раскрыты секреты? Механизм иллюзии?
- Было бы так, тебе не пришлось бы убивать ту девчонку две недели назад.
Саске раздраженно поморщился. По телу прохладной волной прошла слабая дрожь воспоминания.
- Значит, столько загубленных жизней только из-за какого-то свитка, чья подлинность, полагаю, не доказана даже?
Руки Кабуто скользнули к покоящейся на столе банке с заспиртованными в ней глазными яблоками какого-то бедняги и развернули ее так, чтобы оба глаза смотрели прямо на Учиху.
- Столько загубленных жизней? Подумать только – всего лишь сорок шесть человек. – Он снова улыбнулся. – Но ты прав, подлинность свитка не проверена никем. А первый и единственный шаг, описанный в нем, кажется абсурдным. Невыполнимым.
Заинтригованный, Саске одарил легким прикосновением старый пергаментный лист.
- Что же написано в нем?
Кабуто окинул юношу хитрым взглядом – словно раздумывая, стоит ли раскрывать высокомерному отступнику Конохи все секреты подземелья. А после, оставив препарат из мертвой ткани в покое, заговорил, каждым словом истории погружая комнату в объятья сказочного полумрака:
- Мастер иллюзии должен в совершенстве управлять стихией воды – так, чтобы любую каплю в огромном море чувствовать как свое тело. Он должен уметь видеть ее везде, где она есть. В траве, земле, даже в камнях. Видеть и подчинять своей воле. Чтобы она приходила к нему по первому зову. Из травы, земли… и даже из камней. – Он замолчал на пару секунд, а затем с усмешкой поглядел на Саске.- Какова легенда?
Даже он, верный последователь Орочимару, не верил древнему писанию, помутившему ясный ум его учителя. Саске бросил разочарованный взгляд на свиток. Внизу, в левом углу пергамента едва виден был схематичный рисунок писца: вода, вырвавшаяся из кривых щелей в коре раскидистого мощного дуба, расходилась по поляне спиралью. На мгновение задержав на ней взгляд, Учиха поднял глаза.
Это был один из немногочисленных случаев, когда они с Якуши Кабуто оказались солидарны.
- Красивая легенда. Складная.
Погруженный в шепот ночных звуков, лес казался невероятно огромным спящим чудовищем: крики тварей, снующих по черным кущам, шелест оживающих на ветру листьев и треск сучьев под ногами - все это казалось одним тихим стоном сказочного существа. Осторожно ступая по сухой лесной подстилке, Саске медленно двигался через овеянный ночным холодом ельник, прислушиваясь к этим чудным звукам и неустанно выискивая глазами скупой проблеск огня – символ близости к своей цели.
Он искал своего недавнего спасителя. Днем, вернувшись в деревню, он имел удачу встретиться вновь с той юной девушкой, что числилась в работницах ныне разрушенной закусочной. Она выглядела измученной и неустанно запиналась и робела в разговоре со вчерашним своим гостем. За ее робостью Учиха не заметил вначале тихого едкого страха, что овевал разум каждого селянина с прошедшей ночи. Часом позже, покидая исковерканную центральную улицу, Саске мог с уверенностью сказать - он не ошибся. Человеком, превратившим в груду трухи дома, был тот самый незнакомец за угловым столом, не вписывающийся в быт здешних мест ни своею одеждой, ни своим характером. Он спас Саске, изуродовав поселение и уничтожив около десятка людей за считанные доли секунды. Сколько ни спрашивал Учиха, он не смог выудить из недавней своей знакомой точного ответа касательно примененной странником техники. Однако того, что он узнал, было вполне достаточно…
«Вода пришла к нему из стен, пола, стульев, столов, из керамики, занавесы – отовсюду. И все, отдавшее ему воду, тут же рассыпалось в пыль. Прямо на моих глазах. Потолок, не тронутый, начал обрушиваться, и все мы, кто успел, ринулись к выходу. Кто успел – это потому, что за секунду до этого вода, неожиданно ставшая острее ножа, устремилась от него в разные стороны, разрезая все, чего касалась. Она была словно живая…»
Соприкасаясь с древней историей, нити настоящего плели драгоценное полотно. Легенда о мастере иллюзий оживала, впитывая по капле каждое слово, неосторожно преданное миру запуганными прошедшей ночью стариками в селе. Последний шаг к овладению седьмой запрещенной техникой перестал зваться невыполнимым. Он был так же доступен как тайдзюцу и его азы. А эфемерный образ На-Лао неожиданно приобрел четкие черты…
Саске шел по сгущающемуся лесу, уповая на то, чтобы слухи оказались правдивы, и его утренний спутник не ушел далеко от поселения. Перед их расставанием он говорил о селах у Скрытой деревни Камня и своей ориентации на юго-западное направление. Запомнив это, Саске двинулся к виднеющейся вдали полоске леса. Он плутал в его гуще около полутора часов, стесненный невозможностью применить простейшую поисковую технику. Ужасно болели нервы, пронизывающие усталые глаза. Раны, залеченные, но выпившие из тела много сил, замедляли движение. Саске шел, полагаясь на интуицию, некое шестое чувство, что связывало его с родной стихией. Оно никогда не подводило, не подвело и в этот раз. Еще не загорелся далекий свет костра за толстыми мохнатыми лапами елей, а он уже точно знал – там огонь.
Тихо потрескивали ломкие сучья, объятые желто-рыжими языками пламени. Черная фигура отбрасывала тень на освещенную землю.
Саске обогнул костер и остановился строго напротив сидящего в свете его пламени человека. Странник поднял глаза. Толи от ночной тьмы, что будоражила воображение, толи от овладевшей Учихой податливой усталостью казалось, они снова, как и сегодняшним утром, видят Саске насквозь. Переборов охватившее его волнение, чем-то схожее с примитивным детским страхом перед темнотой, Саске произнес, неосознанно добавляя в слова каплю грубости:
- Ну здравствуй, На-Лао...
Синие глаза некоторое время изучали его подобно редкому экспонату в музее. А после незнакомец скривил в показном непонимании губы.
- Да ты что, парень, совсем рехнулся?
@темы: заморожен, ОП, юмор, фанфики, Naruto, Саске, Великая иллюзия, приключения, PG-13